«Сценарий может быть похуже автаркии». Данные о том, куда движется экономика России

Эльвира Набиуллина и Антон Силуанов

Вспоминая известный анекдот, можно констатировать, что не только сын стал меньше есть, но и его папа меньше пьет, курит и ездит на автомобиле.

Экономические процессы имеют достаточно большую инерцию. Именно эти их свойства позволяют пропаганде утверждать, что «Искандеры» санкций не боятся – и гражданам не стоит. Именно поэтому граждане верят пропаганде – если наутро после введения санкций ничего страшного не произошло. «Ну, и где ваш экономический обвал?», – иронически спрашивают они. Но инерция – такая вещь, которая работает в обе стороны. И разогнавшийся перед обрывом поезд трудно остановить.

Последние дни принесли сразу несколько экономических новостей. Минфин дал предварительные оценки доходов бюджета в июле, ЦБ отчитался о платежном балансе за первое полугодие, а Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) представил три сценария для российской экономики. Теперь о том, что происходит, мы можем судить с первыми цифрами в руках. И, по мнению опрошенных экспертов, с российской экономикой не происходит ничего хорошего.

Мнимое противоречие

Итак, по данным Минфина, доходы бюджета в июле 2022 года просто рухнули – зафиксировано сокращение на 26%. Больше всего упал сбор НДС – на 41%. Учитывая, что это наиболее легко администрируемый налог, можно констатировать, что именно эта цифра лучше всего говорит о происходящем на внутреннем рынке – том, который и касается непосредственно российских граждан. Упали и акцизы, также собираемые на внутреннем рынке – на 26%. И это при том, что цена подакцизных товаров – а это топливо, алкоголь, сигареты, – за этот период не упала, а с начала войны даже выросла. Вспоминая известный анекдот, можно констатировать, что не только сын стал меньше есть, но и его папа стал меньше пить, курить и ездить на автомобиле. Ну и налог на прибыль – минус 32%.

Но и с внешним рынком плохо. Вроде бы цена на нефть и газ бьет рекорды, экспортные потоки успешно перенаправляются на восток – а экспортная пошлина упала на 32,9%. При этом непосредственно сырьевая рента – на 22%. Правда, на 15,7% вырос сбор НДПИ. Но, учитывая, что налог берется в зависимости от цен сырья, это говорит лишь о том, что цены высоки, а не о том, что компании благоденствуют. Не нефтегазовые доходы упали на 29%. Доходы, связанные с импортом – на 44%.

Однако есть и по-настоящему хорошие новости от ЦБ. Причем, настолько хорошие, что удивили многих экономистов. Профицит текущего счета (сальдо внешних торговых и финансовых операций России) за семь месяцев достиг $166,6 млрд, а торговли товарами и услугами – $192,4 млрд, что в 3,3 и 2,5 раза больше показателей 2021 года соответственно. Это что же получается? Судя по данным Минфина, экспорт рухнул – а ЦБ видит невероятное повышение притока денег?

Ничего удивительного здесь нет, объясняют эксперты.

«Во-первых, у Минфина месячные ⁠данные, ⁠а у ЦБ – полугодовые. В марте-апреля цифры и у Минфина были ⁠еще неплохие, а взять полугодовые данные – то ⁠и вовсе отличные. Во-вторых, в столь значительном профиците платежного баланса сыграло роль ⁠не столько рост экспорта, сколько падение импорта. Только вот ⁠импортные пошлины для бюджета незначительны ⁠– 1% и менее. Хотя и по этому направлению поступления упали», – говорит Олег Буклемишев, директор Центра исследования экономической политики экономического факультета МГУ.

Рост профицита платежного баланса и ухудшение бюджетного баланса не противоречат друг другу – напротив, это разные стороны одной медали, объясняет Евсей Гурвич, научный руководитель Экономической экспертной группы.

«Увеличившийся чистый приток валюты вызвал падение обменного курса доллара, который в июле составил в среднем 58,2 рубля по сравнению с 73,9 рубля годом раньше. От этого пострадали две ведущие статьи доходов федерального бюджета: нефтегазовые поступления и НДС на импорт, на долю которых в июле 2021 г. приходилось соответственно 42% и 13% суммарных федеральных доходов. По обеим этим статьям поступления, при прочих равных, прямо пропорциональны обменному курсу», – поясняет он.

Учитывая, что цены на нефть Urals в июле 2022 г. были несколько выше чем в июле 2021 г. (на 8%), однако физический объем добычи и экспорта нефти, напротив, несколько снизился, и что аналогичная ситуация наблюдалась с природным газом, решающим фактором изменения нефтегазовых доходов бюджета становится обменный курс рубля к доллару. Который в июле упал на 21% (к июлю 2021 г.).

«Вполне закономерно, что в итоге нефтегазовые поступления снизились примерно в той же пропорции (на 22,5%). Особенно сильное падение должны были испытать поступления НДС на импорт, которые испытали двойной удар: падение импорта (стоимостный объем импорта товаров и услуг в Россию во II квартале 2022 года снизился на 22%) и падение курса рубля», – посчитал Гурвич.

«Снижение номинальных доходов федерального бюджета на 26% с учетом инфляции означает что реальная величина поступлений в бюджет упала в июле на 36%. Правда, учитывая структуру доходов региональных бюджетов и внебюджетных фондов можно уверенностью сказать, что их потери оказались существенно меньшими», – говорит эксперт.

Снизились и другие бюджетные доходы, напомнил он – в первую очередь, из-за сокращения экономический активности (по данным Росстата в июне выпуск в базовых секторах упал на 4,5% к прошлому году).

«Вероятная дополнительная причина – снижение собираемости большинства налогов, которая обычно наблюдается в кризисные периоды», – добавил эксперт.

В спокойные времена есть прямая связь: выше экспортные поступления – выше профицит платежного баланса, поясняет Сергей Хестанов, советник по макроэкономике гендиректора «Открытие Инвестиции». «Но с 24 февраля идет сильная разбалансировка товарных потоков: импорт упал гораздо сильнее экспорта», – говорит он.

Такое рассогласование цифр Минфина и ЦБ – явление, скорее всего, временное, считает Хестанов.

«Опубликованы цифры исполнения бюджета и он явно двигается из профицитного в дефицитный», – говорит он.

А дефицит бюджета ведет к ослаблению рубля. Что, в свою очередь, поможет бюджету, которому слабый рубль помогает исполнять свои расходные обязательства. Такая вот непростая динамическая связь.

К тому же, напоминает Хестанов, есть ожидания ввода нового «бюджетного правила» – скорее всего, ориентированного на юань. И чем крепче будет рубль, тем сильнее будет желание такое правило ввести.

Сокращаться будет экспорт не только нефти и газа – с 10 августа вступило в силу эмбарго ЕС на российский уголь. Это – минус 11 млрд долларов в год бюджетных доходов. Это не слишком большая цифра, успокаивает Буклемишев: у угольщиков, в отличие от нефтяников и газовиков, не изымали такой значительной доли доходов в бюджет.

«Цифра выглядит мощно, но это, по сравнению с нефтегазовыми доходами – слезы К тому же, поставки угля гораздо значительнее шли в азиатском направлении, в отличие от нефти и газа», – говорит эксперт.

Все так, но это огромная проблема для угледобывающих регионов, особенно Кузбасса, возражает Хестанов. Которая усугубляется тем, что перебросить высвобождаемые объемы в Азию мешают логистические проблемы.

«Индия и Китай купили бы дополнительные объемы угля, тем более, с небольшой скидкой. Но пропускная способность Транссиба, по которому идет уголь в азиатском направлении, уже на пределе. И чтобы ее увеличить нужны деньги и время», – говорит эксперт.

С ним согласен Гурвич, который отмечает, что частичная компенсация экспортом угля в другие страны все же возможна.

Застой 2.0 – уже цель

На фоне этих событий разработанные в ЦМАКП контурные сценарии развития российской экономики уже не кажутся удивительными. Их, как и положено, три: негативный, наиболее вероятный и оптимистический.

Негативный – это автаркия. Закукливание, переход на самообеспечение с падением технологического уровня. По мнению экспертов ЦМАКП вероятность такого сценария – 13%. Правда, если не будет дальнейшей эскалации геополитического конфликта.

Наиболее вероятный (47%) – «институциональная инерция» или, попросту, новый застой. Власти стараются поддерживать макроэкономическую и финансовую стабильность, обеспечивать устойчивое финансирование бюджетных обязательств, реализовывать наиболее очевидные и ограниченные по срокам инвестиционные проекты. Рост экономики при этом не превысит 2,5%в год, а скорее – 1,5% и экономика будет похоже на время позднего СССР в 80-х.

Оптимистичный сценарий оценен в 40%. Это, фактически, госкапитализм китайского образца, где бизнес, под мудрым руководством государства, работает на благо экономики и развития технологий на базе заимствований, а также прорывом на все доступные для российских товаров рынки. Тогда экономический рост может приблизиться к докризисным 3%, достигнув 2,5–2,7%в год.

Хотя этот сценарий ЦМАКП назвала целевым, все же наиболее вероятным его эксперты считают новый застой.

«Оптимистичный вариант – это, скорее, для очистки совести. Тем более, что они и так довольно смело выступили. Дело в том, что эффективная модернизация за госсчет мало где в мире получалась, и уж точно не выйдет в российских условиях», – уверен Хестанов.

По его мнению, вероятность инерционного сценария – около 80%. «Рано или поздно падение закончится и будет вялый рост на уровне 1,5%, что субъективно будет восприниматься как стагнация.

Но, хотя в жизни обычно сбываются именно инерционные сценарии, для его реализации нужно, чтобы уровень жесткости санкций не слишком отличался от нынешнего. Иначе – сильное сокращение товарооборота с большинством развитых стран и частью развивающихся, падение доходов населения в два-три раза и через пару лет – небольшой рост.

«Это не автаркия, скорее, сценарий, близкий к иранскому», – говорит Хестанов и дает 20% вероятности исполнения такого сценария.

Причина в том, что для его реализации нужна поддержка санкций Китаем, а при нынешних отношениях с США он на это не пойдет, поясняет эксперт. «Да, в основном, респектабельные компании санкции соблюдать будут, но вот компании второго эшелона, которым не важны развитые рынки – нет», – считает он.

А вот Гурвич с анализом ЦМАКП, в основном, согласен, но с двумя важными оговорками.

«Во-первых, я бы оценил вероятность наиболее оптимистического сценария («Борьба за рост») не в 40%, а значительно ниже – не выше чем варианта автаркии (т.е. 13%). Во-вторых, наиболее вероятный сценарий я бы охарактеризовал не как «Институциональная инерция», а как постепенное (инерционное) движение от прежней экономической модели по направлению к советской, которой были присущи как большая автаркия, так и большее огосударствление и более выраженные мобилизационные черты – первые шаги в этом направлении уже наблюдаются», – говорит он.

Автаркия в чистом виде вряд ли будет реализована, во всяком случае, сейчас до этого еще очень далеко, считает эксперт.

«Все три сценария исходят из того, что так называемая военная операция где-то в стороне и на экономику никакого влияния не оказывает», – сердится Буклемишев.

На самом деле, война – это не только расходы, но и перестройка экономики. Например, так называемый закон о спецмерах в экономике, фактически переводящий ее на мобилизационные рельсы, напоминает эксперт.

«В этой связи, сценарий застоя мне не представляется вероятным – он был до февраля. А сейчас ситуация принципиально иная, экономика погружена в кучу ограничений, регуляторы могут все меньше и меньше балансировать систему. И сценарий может быть похуже автаркии – схлопывающаяся экономика, где падают доходы, нет инвестиций, экономика, которая все больше сжимается под воздействием санкций и расходов на ВПК. Поэтому я не вижу таких светлых сценариев, где все просто стагнирует», – говорит эксперт.

Татьяна Рыбакова, republic.ru