Донбасс мертвеца (Часть 1)

Руководитель группы расследователей контрабанды на востоке Украины был убит. Но журналисты спасли архив его записей. Чем торгуют, кто крышует и кто больше всех зарабатывает в «серой зоне» – материал «Новой газеты».

Груз контрабанды оружия с действующих военных баз. Фото из архива мобильной группы Андрея Галущенко, расследовавшего контрабандные потоки на Донбассе, обработано «Новой газетой».

То, что физически находилось «под пылью угля», в железнодорожных вагонах, курсировавших по «серой зоне» Донбасса, – самый настоящий мир бутлегеров времен сухого закона, контролировавшийся людьми, непосредственно имевшими отношение к высшим чинам государства и королям его теневого мира. Все это – гораздо больше, чем угольные схемы, инкриминируемые пятому президенту Украины, и гораздо страшнее. Алексей Бобровников недавно закончил собственное расследование «серой зоны», фрагменты которого мы публикуем впервые.

Шаг в серость

В начале августа 2015 года я получил редакционное задание проверить слухи о наркотрафике через зону боевых действий на Донбассе и заодно нарисовать карту торговых операций с неподконтрольными территориями – на тот момент, да и сейчас, нелегального, чисто бутлегерского анклава, контролируемого спецслужбами обеих сторон конфликта.

В те дни мы делали марш-броски между несколькими городами, встречались с людьми, большинство из которых избегали разговора или открыто просили не публиковать ничего из сказанного.

Одним из таких людей был военнослужащий, по его словам, задержавший на блокпосту с живописным названием «Родина» машину с очень специфическим грузом: это была сумка с банковскими карточками, перевозившаяся с неподконтрольной Киеву территории «гибридных республик» на «Большую землю».

После отказа этого военного отдать «курьера» с сотнями банковских карт в руки своего командования, а потребовавшего вместо этого вызвать службу безопасности, военное начальство начало устраивать ему травлю: от заключения на гауптвахте до уголовного преследования.

Я записал интервью с солдатом, но прошло несколько часов, и он начал обрывать мой телефон с просьбами ни в коем случае эти свидетельства не публиковать: дескать, все уже улажено, никаких проблем не будет, только ради бога молчи и больше никогда не вспоминай мое имя.

Машины огневой поддержки мобильной группы по борьбе с контрабандой были отозваны представителем администрации президента А. Тарановым за двое суток до фатального покушения на расследователей фронтовой контрабанды. Фото: Алексей Бобровников

В те дни украинская служба безопасности (СБУ) решила бороться с неожиданно образовавшейся монополией военных над нелегальными товарными потоками в зоне боевых действий, где цена за пропуск в «серую зону» одного тяжелогруженного дальномера часто достигала 5–10 тысяч долларов.

Очевидцы вспоминали эпизод, когда один из солдат, пойманный своим командиром на такой сделке, стоял по стойке смирно, уверенно, дерзко, но с неописуемой грустью в глазах глядел в глаза офицеру и на вопрос: «Вот что мне с тобой за это сделать, что?!» – спокойно отвечал:

«Расстреляйте меня, товарищ подполковник. Разжалуйте. Делайте что хотите. Я таких денег в глаза не видел и никогда не увижу».

Загонщики

Президент Украины Петр Порошенко руками своих людей, расставленных на посты руководителей военно-гражданских администраций, но сам оставаясь в тени, объявил войну нелегальной торговле под лозунгом «прекращение финансирования терроризма».

Петр Порошенко. Фото: РИА Новости

Несколько волонтеров из числа отставных военных и агентов спецслужб вызвались возглавить мониторинговые группы, призванные бороться с такими операциями.

Они были той силой, примкнув к которой я мог, пользуясь официальным мандатом президента и его спецслужб, колесить по фронту со своей собственной миссией: попытаться выяснить каналы поставки и объемы торговли всем чем угодно.

Утром 28 августа мне поступил звонок от моего редактора. Разговор был очень странным.

– Тут говорят, что у тебя проблемы, – сказал он.

– У нас нет никаких проблем, – ответил я.

– Ты уверен?

– Да, я абсолютно в этом уверен.

Ответом было долгое молчание. 

Я пил чай из жестяной кружки и гладил кота, прибившегося к расположению зенитной бригады, располагавшейся в неглубоком тылу.

– А кто распространяет такие слухи? – спросил я.

Человек на другом конце провода замялся и перевел разговор на другую тему.

– Тем не менее аккуратно там, – закончил он.

Слухи о том, что у меня и моих людей какие-то проблемы, начали распространяться в столице за сутки до того, как мы, еще сами того не зная, оказались в логове контрабандистов; ровно за сутки до того, как я вышел на связь с моим новым информатором и пришел в условленное для встречи место.

В день, когда слухи о проблемах у меня начали распространятся в Киеве, группа по борьбе с контрабандой, к которой мы вот-вот должны были примкнуть, была впервые обстреляна в непосредственной близости от штаба военной бригады, в зоне операций которой это антиконтрабандное подразделение развернуло бурную деятельность.

Под угольной пылью

В то утро, дожидаясь ребят из мобильной группы, мы просидели несколько часов на солнцепеке возле самой передовой.

Магазин перед мостом, ведущим на территорию «гибридной республики» «ЛНР», – это место встречи людей из самых разных группировок, что-то вроде неформального штаба.

Это место, как и дорога, идущая дальше, в сторону Луганска; также и ТЭС, питающая электроэнергией обе стороны реки (ТЭС, подконтрольная олигарху Ринату Ахметову), – все это неприкосновенные объекты, куда более безопасные, чем машины с красным крестом.

Война, унесшая уже несколько тысяч жизней и разрушившая десятки поселков, не тронула основные объекты энергетической и транспортной инфраструктуры.

Тот, кто контролировал допуск в эту зону, был здесь таможней, налоговой службой, полицией и судебной системой в одном лице.

В этом конкретном секторе такой силой была 92-я отдельная механизированная бригада вооруженных сил Украины, контролировавшая все входы и выходы из окрестностей городка Счастье, от него было рукой подать до столицы «ЛНР», с которой его соединяла не обстреливаемая никем, идеально чистая, нетронутая, как столичная магистраль, прямая как стрела трасса, ведущая в самое сердце анклава.

Товары, шедшие по асфальтовому покрытию, зачастую контролировались армией. Грузы же, шедшие по железной дороге, с перевалочным пунктом на ТЭС, полностью контролировались спецслужбой и штабом так называемой антитеррористической операции, возглавляемым генералом СБУ Виталием Маликовым – бывшим полицейским из Крыма.

В свою очередь полиция вместе с военными контролировала металлолом и часть контрабанды, шедшей по суше и через лодочную переправу.

Военная разведка, по слухам, контролировала наркотики.

Не рядовые или младшие офицеры, а штабные из старшего офицерского состава стали главными бенефициарами этой торговли.

Ночь на передовой

За окном звенели, трещали на тысячу ладов сверчки или цикады, но ни единым звуком, ни единым шелестом не звучал фронт – молчала артиллерия, молчало стрелковое оружие.

Здесь, на самой передовой, окна солдатского нужника выходят аккурат на позиции противника… на расстоянии выстрела, даже не снайперского, а охотничьего патрона.

Но противник молчал.

Молчал он вчера и позавчера, молчал он в тот день, когда мы купались в реке, показывая голые задницы сепаратистам, окопавшимся на другой стороне.

Молчал он и сегодня…

Меньше чем в километре от нас располагался штаб. Чувствовали ли мы себя в безопасности от осознания этого? Ни единой минуты…

Изрешеченный автомобиль на дороге, подконтрольной вооруженным силам Украины. Фото из архива Алексея Бобровникова

Всего в нескольких сотнях метров от места, где мы сейчас курили сигареты и готовились отходить ко сну, в машину антиконтрабандной группы было произведено несколько выстрелов.

Эти пули прилетели из снайперской лежки в непосредственной близости от штаба украинской военной бригады, контролировавшей сектор.

Второе предупреждение

Лидера здешнего антиконтрабандного подразделения звали Андрей Галущенко.

Он мне сразу понравился: высокого роста, сухой, поджарый, бритый наголо, с быстрой реакцией. Он говорил коротко и четко, по-военному.

Он и был военным в своей прошлой жизни: отвоевав первые месяцы войны, пока продолжались реальные боевые действия, Андрей занялся помощью в эвакуации гражданских из-под обстрелов, потом подключился к проекту расследования контрабанды и отмывания денег.

Андрей Галущенко и Алексей Бобровников. Скриншот

В последние дни августа мы записали на камеру несколько объемных интервью с ним и частью его людей.

Спецслужбы и военные, согласно разработкам этих расследователей, торговали тут всем: от кока-колы, алкоголя, драгоценных металлов, детских подгузников до наркотиков и товаров двойного назначения – сырья для оптоволоконных сетей, защищенных телефонных аппаратов, наркосодержащих медикаментов.

– Такое впечатление, что мы наблюдаем какое-то рождение империи контрабанды с «ЛНР» и «ДНР». С новыми князьями, царями, донами Корлеоне»… – сказал я тогда, произнеся эту фразу как триггер, как провокацию: без знака вопроса, но с троеточием в конце.

– Пока что персоналии остаются в тени, – после короткой паузы ответил на это Андрей, – но думаю, что они повсплывают. Возможно, они будут приходить к нам договариваться.

Люди, которых я подозреваю, мне уже рассказывали, что у каждого есть своя цена. Кто себе очень высокую цену ставит, тот… процитирую… «можно ведь и цинковый пиджак себе купить».

Андрей улыбнулся, мы оба рассмеялись.

Ювелирные изделия. Контрабанда. Фото восстановлено из архива Андрея Галущенко

В тот день мы говорили с ним и о том первом, нелетальном обстреле.

– Если будут это списывать на какое-то ДРГ (диверсионно-разведывательная группа. – А. Б.), которое зашло со стороны ЛНР, – это полная ерунда, – сказал Андрей. – Это сделали люди, нахождение которых в этом месте с оружием не вызвало бы ни у кого никаких подозрений… И свидетелей нет – никто не видел ничего. Поэтому я думаю, что в составе пограничников и 92-й бригады есть преступники, которые считают нас серьезной угрозой, и они спланировали эту акцию, используя для этого своих штатных людей.

Андрей был прав.

Никто из россиян или украинских сепаратистов, воевавших на той стороне, не мог добраться до этого места незамеченным. В самом сердце расположения украинских войск любой подход и незаметный выход снайперского расчета противника был невозможен даже теоретически.

Андрей сказал это в субботу.

Во вторник, через четыре дня после нашей первой встречи и спустя несколько вылазок в «зону» операций контрабандистов, Андрей Галущенко, давший первые и последние в своей жизни документальные свидетельства черного бизнеса «зоны», был убит двойным взрывом противопехотной мины модели МОН-50, убит на территории, контролировавшейся практически безраздельно харьковской бригадой вооруженных сил.

Я же остался с часами записанных и еще не опубликованных интервью, а также его личными гаджетами, полными, как оказалось, черновых разработок о бизнесе «зоны».

Назначенный расследовать контрабандные потоки Андрей Галущенко был убит двойным взрывом противопехотной мины на территории, полностью подконтрольной ВСУ. Скриншот

Засекреченные потоки

Мне достоверно известно о том, что обобщенная статистика о результатах деятельности т.н. мобильных групп (всего для контроля над демаркационной линией их было создано семь) по сей день является, с точки зрения СБУ, закрытой информацией и не распространяется даже среди старших офицеров этой спецслужбы.

Блокада торговых потоков с «ЛНР», на которую нацелили расследовательскую группу Галущенко, была чистой фикцией: ни одна из сторон не планировала прекращать масштабную торговлю с противником, разница была лишь в том, что допускаться к этой торговле и зарабатывать на ней могли только люди, приближенные к штабам и главкам спецслужб.

Может быть, Андрея хотели остановить в этом? Не дать ему выйти на своих боссов, зная, что остановить этого человека будет невозможно?

Главный принцип органов следствия в постсоветской зоне, который полушутя-полусерьезно озвучит вам каждый следователь спецслужб или обычный полицейский, – «главное в любом расследовании… не выйти на самих себя».

На исходе 2015 года, примерно через месяц после гибели Галущенко, я попытался приблизительно оценить масштабы теневых операций «серой зоны».

По самым приблизительным расчетам, проведенным нами вместе с украинским экономистом Павлом Кухтой, объемы торговли с неподконтрольными провинциями только за период первых трех кварталов 2015 года (т.е. приблизительно за тот самый период времени, исследованием которого занимался погибший Галущенко и его группа) составляли в среднем от 35 до 50 млрд гривен, или $1,4–2 млрд.

Эти оценки основываются на данных украинского Госкомстата с поправкой на общее падение экономики региона, зафиксированное в связи с войной. Впрочем, это лишь предположительные объемы торговли понятным, классически присущим региону товаром – продуктами питания, углем, металлом, присадками для металлургии и пр.

Детального официального анализа даже этих финансовых потоков не существует по сей день.

Принимая во внимание размытый юридический статус оккупированных зон, на фоне полного отсутствия прозрачной налоговой, разрешительной, правоохранительной систем на Востоке Украины происходила бурная экономическая деятельность, лишенная всяческого контроля со стороны государства, или же, правильнее сказать, лишенная всяческого видимого и прозрачного контроля.

Короли «зоны»

Поднимаясь по пищевой цепочке бизнеса «серой зоны» наверх, можно было дойти до одного из главных бенефициаров и соорганизаторов сепаратистских движений – легендарного теневого воротилы Донбасса Рината Ахметова, содержавшего боевые батальоны по обе стороны фронта и находившегося в тесном политико-экономическом союзе с тогдашним президентом Порошенко, и Виктора Пинчука – одного из крупнейших металлургических магнатов страны, всегда игравшего в собственную игру.

Но если Пинчук дистанцировался от войны и до поры до времени залег на дно, то его визави Ахметов играл очень опасно.

Ринат Ахметов. Фото: РИА Новости

Неформально поддерживая сепаратистов (батальон «Восток» был его группировкой со стороны так называемой ДНР), он стоял и за частью операций ряда подразделений ультраправого батальона «Азов».

Часть подразделения, носившая эти шевроны, обслуживала интересы Ахметова, с украинской стороны условной границы охраняя его предприятия от мародеров.

Владелец украинской бизнес-империи стали и угля Ринат Ахметов играл в патриотизм с обоими флагами и пытался любой ценой сохранить контроль над всей металлургической вертикалью – от добычи коксующегося угля до самого главного транспортного хаба, Мариупольского порта, оставшегося в черте украинских земель в те дни октября 2014 года, когда карта будущих анклавов сателлитов Кремля все еще только лишь наносилась на бумагу.

Разница с довоенным положением состояла для этого олигарха, в частности, в том, что теперь он ввязался в любопытную модель ведения бизнеса, когда, чтобы соответствовать духу времени и не выбиваться из моды новой, гибридной войны, вместо традиционных служб охраны он стал спонсировать военизированные группировки по обе стороны фронта, мимикрируя под популярные там идеологии и играя на струнах патриотизма как в Украине, так и на территории, получившей название «ДНР».

Украина, традиционно входящая в десятку крупнейших мировых производителей сталепроката (по состоянию на 2017 год, по данным американской ITA – Международной торговой администрации), в те годы пыталась сохранить каналы поставок сырья внутри предприятий металлургических холдингов, разбросанных по разные стороны условной границы.

Впрочем, нижние ярусы украинской металлургической сырьевой пирамиды выглядели совсем иначе, чем карта полезных ископаемых, привычная нашему глазу.

– Рынок металлолома – это три тысячи тонн в месяц, – сказал мне Андрей Галущенко в нашем последнем записанном на камеру интервью. – Шестьсот тонн при этом заходят с той стороны, – показал он на карте на сепаратистские анклавы. – Мы выходим с инициативой на губернатора… В зоне есть объекты, которые могут подпадать под мародерство, неохраняемые объекты. Их могут просто разрезать на металлолом. Снимают железнодорожные колеи, карьерную технику.

Брошенная шахта на территории самопровозглашенной ДНР. Фото: Михаил Почуев / ТАСС

Спустя несколько дней, уже после расправы с Галущенко, мы в компании еще одного сотрудника мобильных групп по борьбе с контрабандой пробрались на автобазу, служившую в некотором роде складом металлолома и находящуюся в городе, бывшем вотчиной военной бригады.

Металлолом, а в зоне его было много – распиливались на металл не только брошенные заводы, но и старые кровати, кладбищенские оградки, ржавый сельхозинвентарь, карьерная техника, – был уже уделом полицейских.

Последние дни «загонщиков»

(две недели после убийства)

Одна из фур, перехваченная группой Андрея, до сих пор стояла на этой старой автобазе. Но спрятана она там была не слишком надежно.

– Еще до гибели Андрея фура несколько раз сбегала из-под «строгого» милицейского надзора и прекратила эти попытки лишь после того, как водителю пригрозили сжечь колеса, – мрачно шутит боец с позывным «Бармалей».

Мы быстрым шагом с камерой наперевес вваливаемся на территорию базы.

– Ребята, подождите! – кричит женщина, выполняющая здесь роль вахтера. –Начальник уехал в милицию! Дайте мне разрешение, что у вас есть, на осмотр этой территории! – несется нам вдогонку. – Вы не имеете права сюда заходить!

Тем временем мы уже сидим верхом на фуре, доверху груженной тем, что здесь называют вторметом – металлоломом самого разного калибра.

Заходится лаем пес, призванный охранять этот нехитрый скарб. И продолжает причитать растревоженная нашим визитом вахтерша:

– Меня не фотографируйте! Не имеете права! Некрасиво это, ребята. Но мы же тоже, мы же голодные. Оно ж не написано – где свое, где чужое.

Груды металлолома на территории брошенной шахты, тарритория самопровозглашенной ДНР. Фото: Михаил Почуев / ТАСС

Сидя на краю груженого кузова и свесив ноги внутрь, я упираюсь подошвами в какую-то голубенькую кладбищенскую оградку, спиленную мародерами на заброшенном соседнем погосте.

Внизу, под похожими кусками железа с облупившимися, десятки раз наведенными кем-то из родственников безмолвного хозяина этого последнего поместья слоями голубой эмалевой краски лежат листы покрытого ржавчиной металла, спиленного на горнообогатительном предприятии или же на соседском карьере, где полицейские под охраной все тех же местных военных из харьковской 92-й ОМБР аккуратно срезали под ноль остатки былой роскоши времен индустриализации.

По данным представителей мобильной группы Галущенко, возглавлял этот низовой сегмент местного бизнеса генерал полиции Анатолий Науменко, которого называли в секторе Наумом или Толей Железякой.

Помогал ему в этих делах местный военный князек – командир бригады № 92 Виктор «Ветер» Николюк, с которым они, по данным источников и информаторов Андрея Галущенко и моих, действовали сообща.

Виктор Николюк угрожал Андрею Галущенко перед смертью. «ДРГ наведешь на меня?» – иронично спросил его расследователь. «Та да» – с ухмылкой ответил Николюк. Угрожал этот офицер, подсылая своих доверенных людей, и мне.

«Гибридная война» – безотходное производство, в этом ее преимущество перед всепоглощающей мясорубкой войны идеологической.

Здесь, в «серости», политика и кажущиеся различия между цветами флагов и оттенков языка давно стерлись в тех местах, где финансовые потоки определяли места боевых столкновений и временного, вязкого, неверного мира.

Прямая угроза

Через два дня после убийства расследователя Галущенко меня неподалеку от ТЭС ждал человек, бывший достаточно надежным и проверенным информатором в «серой зоне».

С этим офицером 92-й бригады, имя которого я в этой публикации не назову из соображений его собственной безопасности, я был знаком уже около года.

Он среднего роста, довольно крепкий, молодой, способный офицер с не слишком прозрачным прошлым. От него я узнавал об ожидаемой военной активности в секторе, а также об объемах поставок угля с неподконтрольной территории на основную территорию страны – о том, что сегодня пытается (или делает вид, что пытается) расследовать украинское государственное бюро расследований.

Расследовать по поводу поставок угля было в те дни совершенно нечего – все происходило прозрачно и открыто. Самое интересное провозилось под прикрытием угольной торговли, об этом я и собирался говорить.

Итак, в тот день мы встретились в промзоне неподалеку от реки с целью уже далеко не банального рутинного разговора.

– Тех, кого надо, убили. Вот это вот уровень! – говорит мой собеседник из 92-й бригады. – Для меня есть только один человек, который мог это провернуть. Такое может сделать только один человек у нас… Подобный уровень был только у «Тайфуна» (называет позывной офицера, убитого на следующий день после Галущенко и пытавшегося первым расследовать обстоятельства гибели Галущенко. – А. Б.) и у этого человека… Больше ни у кого. Там подготовка что надо. Разведка… Разведка информации. Откуда будет ехать, куда, с кем работает…

– Контрабанда – это круче любой армии, – продолжает мой собеседник.

Вдруг в какой-то момент он перестает говорить от третьего лица или группы людей. Я вздрагиваю, почувствовав перемену.

В какой-то момент, и я пропустил этот момент, мой информатор перестает быть информатором.

В его речи о контрабандистах, адресованной мне уже не от третьего, а от первого лица, звучит угроза.

Голос моего собеседника прежний – изменились только местоимения, намекавшие на его собственную вовлеченность.

– Контрабанду не остановить. Контрабанда перемелет всех. Война будет настоящая. Не вот это все говно… В домах, в квартирах будет партизанская война. Если вы объявите войну контрабандистам… Но до этого не дойдет – до войны…

Я инстинктивно проверяю микрофон, спрятанный от посторонних глаз и продолжающий писать.

Микрофон на месте…

«Потихоньку будет… Того, этого… Надо – выкинем из окна, надо – что надо… Человека устранить не проблема вообще. Это я тебе как военный говорю. Один выстрел – никто не услышит. Сейчас щелкнул – днем. Никто не услышит щелчка затвора. Упал человек. Откуда прилетело – оттуда…»

Сундук мертвеца

Компьютер Андрея Галущенко попал ко мне из рук его друга и одного из соратников в дебальцевской операции по эвакуации гражданских.

Ночью, в моросящий дождь, когда я засиделся в редакции, проглядывая уже отснятые материалы, мы встретились возле моего офиса, бегло обменявшись новостями.

– Может быть, тебе удастся что-то восстановить? – сказал этот человек, передавая мне черный кусок пластика – пыльного и с давно севшей батареей.

До меня этот гаджет уже побывал в руках спецов из «конторы»: включив и проверив его спустя несколько дней, я обнаружил пустой и вычищенный кусок железа.

С юридической точки зрения передо мной лежало вещественное доказательство – один из ключевых документов дела: личный компьютер расследователя, убитого несколькими неделями ранее.

Фактически же у меня был кусок металла, очищенный от всего, что могло нести в себе ценность в дознании.

Я начал восстанавливать и проверять данные, обнаруженные на жестком диске компьютера Галущенко, с моим хорошим приятелем – хакером из Дании, в разное время помогавшем в проектах самым разным общественным организациям – от Amnesty International до Wikileaks.

Йенс (назовем его так; если он захочет когда-нибудь раскрыть свое истинное имя и лицо, я оставлю ему самому это право) вместе со мной колдует над гаджетами погибших ребят.

Йенс – датчанин, равноудаленный от всех группировок в украинской «серой зоне». Среди моих знакомых только он мог непредвзято анализировать все приходящие от меня документы.

Мертвые говорят медленно

Шутя и за глаза я называю своего друга-хакера Гарри Поттером.

Нет, Йенс не носит очки и не пользуется волшебной палочкой, летая по городу между электрическими проводами на дребезжащем мини-купере.

Но Йенс для меня – магический персонаж, оживляющий то, что мертво.

Записи, тысячи записей, из которых крохи – более чем важные.

Из всех этих осколков, зачастую наполовину затертых, от некоторых из которых сохранились только названия файлов в битой, изуродованной кем-то файловой системе, состоит досье моего информатора, «потерянное» президентскими чиновниками.

Файлы удаляли впопыхах и не думая, что кто-то будет их искать.

Я готовлю завтрак, за рабочим столом колдует Йенс.

Периодически он выкрикивает что-то вроде:

– Взгляни вот на эту фоточку, это друзья?

– Нет, смотри на текстовку под ней. Там текст кириллицей, описывающий подробности соучастия или потенциального соучастия в некоторых действиях. Это вражеская агентура в украинском тылу.

Йенс кивает головой и роется дальше.

Еще одна из жертв серии терактов и убийств был офицером десантных войск, работавшим под эгидой спецслужб и в частности по выявлению сепаратистов, казнокрадов и контрабандистов.

Не спеша, проверяя «черные ходы» и участки, на которые не ступала нога следователя, Йенс делает свою собственную экспертизу вещдоков, проверяя те файлы, на которые я прошу его посмотреть внимательнее.

Впоследствии хакер Йенс поможет установить аутентичность найденных документов погибших расследователей. Беглый полицейский Цветков, затем мертвый Галущенко, следом за ним – десантник «Тайфун»…

И целая череда преступлений до них и тех, что будут после.

«Кто будет следующим?» – задавался я вопросом, находясь еще в Украине. Спустя несколько месяцев неподалеку от своего последнего пристанища у самой западной украинской границы я встречу людей из одной из преступных банд, представившихся той самой 92-й бригадой, расквартированной в городке Счастье Луганской области.

Люди, встреченные мной, будут обсуждать схемы по краже оружия со своей воинской базы, обсуждать в сотнях километров от собственного расположения и всего в полутора часах езды от венгерской границы.

Кражи оружия с воинских баз – массовые, системные – были еще одной частью расследования Галущенко, детали которого нам частично удалось восстановить.

Груз с контрабандным оружием, перехваченный группой Галущенко. Кадры из архива Алексея Бобровникова

Папка «Удаленные»

Там не было такой папки. Вернее, она была, но она как раз была пуста. Восстанавливаемые нами файлы лежали где-то в межфайловом пространстве, невидимые невооруженному глазу. Оттуда их и вытаскивали мои друзья хакеры сначала в Украине, а затем в Европе, восстанавливая по кусочкам битые файловые структуры.

Продолжение статьи.