Жесткое объяснение того, что происходит сейчас и что нас может ожидать в будущем

В последние годы происходит очень много событий, которые кажутся нам противоречивыми, нелогичными, античеловечными, бессмысленными, жестокими и т.п.

Речь и про коронавирус, и про войну в Украине, и про противостояние США и Китая, и про приближение к 3-й Мировой войне, причем, очень вероятно, ядерной, и про развитие ИИ (искусственного интеллекта), и про массу других событий, которые происходят в разных уголках Земли. Люди во многих странах задаются вопросом: «Почему, для чего? Ведь все же было хорошо, жизнь становилась лучше, богаче, комфортнее. Кому и зачем нужно все портить?»

Еще одним важным отличием от былых времен (всего-то лет 20) является то, что на нас ежеминутно обрушивается куча различной информации из интернета, телевизора и других источников. Причем нам рассказывают о том, что происходит не только в наших странах, но и в странах и городах, которых мы даже можем и не знать. И этот поток все возрастает.

Чтобы разобраться в том, что происходит, чтобы понять, что делать, чтобы выжить – да, да выжить, — приходится изучать и анализировать массу информации, пытаясь отделить зерна от плевел.

Недавно я наткнулся на статью доктора экономических наук, профессора Евгения Всеволодовича Балацкого, автора более 400 работ.

Сфера научных интересов: институциональная экономика, экономический рост.

Хочу вас познакомить с выдержками из данной статьи. Честно говоря, я думал, что жесткие ребята – это военные, полицейские — силовики, в целом, — но вот чтобы экономист высказывал столь жесткие вещи... С таким я столкнулся впервые. Рекомендую всем ознакомиться с текстом ниже. Откроются глаза на очень многие вещи, станет понятнее, что же происходит. Статья дана с сокращениями и комментариями.

В статье дается содержательное и формальное определение мальтузианской ловушки, а также вводится новое понятие – неомальтузианская ловушка. Подчеркивается, что выход из мальтузианской ловушки в Англии был осуществлен с помощью чрезвычайно жестоких методов, которые в настоящее время не приемлемы. Между тем человечество стоит на пороге необходимости преодоления или хотя бы частичной нейтрализации неомальтузианской ловушки, что требует массовой «разгрузки» рынка труда и совершенно новых методов государственного регулирования.

Введение

В настоящее время мир вступает в новую фазу технологического прогресса, которую принято называть четвертой промышленной революцией (4ПР). Данный процесс таит в себе глобальные вызовы и угрозы, на которые человечеству придется реагировать уже в самое ближайшее время. В литературе уже отмечалось, что современная фаза развития человечества может характеризоваться как своеобразная неомальтузианская ловушка (НМЛ) (Балацкий, 2019). В связи с этим актуализируются практические аспекты возможных путей, методов и механизмов преодоления данного негативного состояния.

Сложность такой задачи усугубляется тем фактом, что некоторые из механизмов преодоления НМЛ действуют уже сейчас, но не осознаются общественностью в качестве новых инструментов социального управления. Кроме того, сегодня до конца не ясна та новая макроэкономическая перспектива, которая открывается перед человечеством в результате 4ПР.

Мальтузианская и неомальтузианская ловушки: содержательные и формальные определения

Подытоживая имеющиеся трактовки мальтузианской ловушки, можно утверждать, что для данного понятия характерны узкая и широкая трактовки.

В узком смысле слова МЛ представляет собой экономический режим, при котором рост населения происходит быстрее роста продукции сельского хозяйства (пищи). Итогом такого режима рано или поздно становится переполнение территории страны человеческой биомассой, которое приводит к демографическим катастрофам – войнам, массовым болезням и голоду, с помощью которых рынок рабочей силы «разгружается», т.е. приводится в исходное равновесие. Трактовка в узком смысле восходит к самому Т. Мальтусу, благодаря которому и было введено в оборот понятие МЛ.

В широком смысле слова под МЛ понимается экономический режим, при котором рост населения происходит быстрее роста национального производства (богатства). Результатом такого хода событий является технологический застой, отсутствие роста производительности труда и хроническая бедность населения. В ряде случаев используется разновидность широкой трактовки, когда под МЛ подразумевают экономический режим, при котором не происходит роста душевого дохода (богатства или валового внутреннего продукта) населения. Такое понимание характерно для современной экономической теории и эквивалентно такому понятию, как ловушка бедности. Иногда используются другие синонимы МЛ – технологическая ловушка, инвестиционная ловушка, ловушка неразвитости и др.

Понятно, что альтернативой стадии МЛ является режим экономического роста. Само же название МЛ связано в тем, что в нее легко попасть, но трудно выйти.

Схема бесконечного возвращения системы в режим МЛ такова: технологический прогресс способствует росту производства и благосостояния, что приводит к увеличению рождаемости и населения, что в свою очередь понижает уровень душевого благосостояния и возвращает систему в исходное состояние. Поэтому, для того чтобы выйти из МЛ нужно что-то экстраординарное.Режим МЛ сохранялся на протяжении примерно 10 тысяч лет со времен эпохи неолита, когда стала формироваться современная человеческая цивилизация. Преодоление МЛ произошло в период 1600–1750 гг., когда свершилась индустриальная революция и человечество вышло на траекторию экономического роста. Таким образом, примерно 10 тысяч лет своей истории человечество пребывало в состоянии МЛ и только 250–300 лет – в режиме экономического роста. Временная историческая траектория роста ВВП почти совпадает с траекторией роста средней продолжительности жизни, т.е. рост благосостояния населения сопровождался ростом его средней продолжительности жизни, которая увеличилась с 25–35 лет в эпоху МЛ до 70–80 лет периода экономического роста.

Напомним, что выход из МЛ состоялся благодаря одновременному сочетанию нескольких важных причин – созданию колониальной системы благодаря географическим открытиями, промышленной революции, накоплению капитала и социальному неравенству. Начавшийся систематический поток технологических инноваций привел к росту капиталовооруженности производства и производительности труда, что в свою очередь позволило поднять темпы экономического роста выше темпов роста населения и тем самым обеспечить рост его благосостояния.

Однако все эти прогрессивные изменения вели к высвобождению рабочей силы, образованию ее избытка и необходимости его активной «утилизации». В литературе рассматривалось 5 каналов подобной «утилизации населения» в Великобритании времен преодоления МЛ:

- ликвидация части населения путем широкого применения смертной казни;

- эмиграция свободных граждан в Америку;

- вывоз осужденных «преступников» в Австралию;

- ликвидация части населения за счет роста криминогенности общества и массовых убийств;

- ускоренное вымирание населения по причине болезней и сокращения продолжительности жизни (Балацкий, 2013).

Помимо этого, было осуществлено много антисоциальных нововведений: восстановление института рабства, истребление аборигенов и их «нейтрализация» в резервациях, создание класса капиталистов, введены бесчеловечные способы эксплуатации людей, наркотизация Китая и алкоголизация североамериканских индейцев, разрушение экологии и т.п. Все это было своеобразной социальной платой за прогресс и выход из пресловутой МЛ. Возможно, что, в конечном счете, плюсы рассматриваемого перехода перекрыли его минусы, но и забывать о последних не следует.

В настоящее время есть основания говорить о возникновении своеобразной неомальтузианской ловушки во многих странах мира. Для нее характерно замедление экономического роста, роста душевого ВВП и производительности труда. Так, по данным OECD, темпы прироста производительности труда в 2006–2017 гг. по сравнению с 1995–2005 гг. в США упали с 2,3 до 1,0% (в 2,3 раза), а в Великобритании – с 2,2 до 0,5% (в 4,4 раза); эта тенденция присуща всем развитым странам мира. Параллельно замедляются темпы экономического роста. В начале XXI века объем накопленного капитала (собственности) имеет все признаки явного избытка, что приводит к падению его рентабельности; сегодня мир по этому параметру находится на уровне, предшествовавшем двум мировым войнам (Пикетти, 2016).

Имеющиеся признаки глобального охлаждения мировой экономики позволяют констатировать повторение феномена МЛ на качественно новом уровне, т.е. формирование НМЛ. Ранее уже отмечалось, что принципиальная разница между МЛ и НМЛ состоит в том, что первая была ликвидирована за счет вытеснения физического труда, тогда как вторая должна привести к массовому вытеснению умственного труда (Балацкий, 2019). Однако в обоих случаях – МЛ и НМЛ – имеет место избыток населения, который нуждается в «утилизации».

• Жизнь не стоит на месте. В настоящий момент используются, как хорошо проверенные и зарекомендовавшие себя способы утилизации населения – войны, коронавирус, прививки с неизвестными последствиями, легализация наркотиков и подобные вещи, так и относительно новые – качество продуктов, стресс, загрязнение воды, земли и воздуха, уменьшение рождаемости за счет проблем со здоровьем молодых людей, а так же насаждения ЛГБТ, принятие законов по добровольной эвтаназии и т.п. А на подходе огромная безработица в т.ч. и при помощи ИИ и тем самым лишения средств к существованию, голоду, росту преступности и т.п.

Другим важным отличием НМЛ от МЛ является достигнутый уровень благосостояния.

Интрига нынешнего момента развития состоит в том, что, несмотря ни на что, преодоление НМЛ может снова сопровождаться волной бесчеловечности, которая была характерна для периода выхода из МЛ. Разумеется, не все исторические аналогии являются уместными, но и отбрасывать такую возможность при видимом сходстве двух этапов развития нельзя. Вместе с тем человечество накопило достаточные опыт и знания, которые дают шанс провести означенную «утилизацию» в цивилизованных и максимально мягких формах.

Особенности нового эволюционного витка

Чтобы понять главный вызов НМЛ, можно оттолкнуться от теории витальных ресурсов (Балацкий, 2007). В соответствии с этой теорией человек обладает четырьмя жизненными ресурсами – деньгами, жизненной энергией, знаниями и временем. Как было показано ранее, на протяжении развития цивилизации люди поэтапно овладевают каждым их названных ресурсов, в результате чего образуются своеобразные макроэкономические волны (Балацкий, 2008).

Так, на первом этапе был освоен биовыживательный ресурс, эквивалентный наличию денег на питание, что привело к формированию аграрного общества, большая часть которого работала в сельском хозяйстве.

Вторая волна возникла в результате революции в индустрии и энергетике, что соответствует второму витальному ресурсу – энергии.

Третий этап ознаменовался волной Э. Тоффлера, давшей информационную экономику или экономику знаний, которая строго в соответствии со своим названием интериоризировала (Психологическое понятие, означающее формирование умственных действий и внутреннего плана сознания через усвоение индивидом внешних действий с предметами и социальных форм общения) ресурс знаний.

В результате овладения тремя витальными ресурсами люди получили небывалые ранее возможности, а именно:

- каждый человек имеет пропитание, которое находится в шаговой доступности от его дома – для этого нужны только деньги;

- к каждому индивиду пришла в дом энергия в форме света и отопления;

- каждый человек сегодня может, не выходя из дома, с помощью Интернета получить почти любую информацию и знания.

На каждом из трех этапов люди преобразовывали исходный дефицит соответствующего витального ресурса в его достаток или даже избыток.

Рассмотренные три цивилизационные волны человечество уже прошло и тем самым имело возможность их детально наблюдать. Вопрос состоит в том, каков следующий виток развития предстоит пережить людям. Теория витальных ресурсов дает подсказку на этот вопрос. Судя по всему, это будет избыток времени на основе развития специфической индустрии, которая позволит заполнить высвободившийся досуг. В широком смысле это сфера развлечений, которая давно и уверенно себя проявляет, однако, похоже, сейчас она будет постепенно выходить на первый план.

Совершенно очевидно, что мир стоит на пороге тотальной кибернетизации, когда физический и умственный труд будет максимально заменен техническими устройствами. Это приведет к тому, что массовый рутинный труд будет повсеместно вытеснен и люди как наемные работники перестанут быть насущной проблемой. Куда тогда им деваться и чем заниматься? Это и есть сакраментальный вопрос, который должен быть решен в результате выхода из НМЛ.

Уже сегодня современный человек имеет почти все, что только ему необходимо для счастливой и обустроенной жизни. Следовательно, потребности нормального индивида передовой части человечества удовлетворены. При этом в ближайшее время окажется, что они могут быть удовлетворены малыми силами – с помощью 15–20% населения. Оставшиеся 80–85% не нужны ни для производства, ни для потребления – ибо у безработных не будет средств для потребления. Кроме того, уже очевидно, что достойные потребительские стандарты для всех людей на Земле могут привести к экологическому убийству самой Земли. Как же тогда «утилизировать» «лишнюю» часть людей?

К сказанному следует добавить, что мир развивается согласно правилу, хорошо сформулированному Т. Маккенной: «Если природа олицетворяет принцип экономии, то культура дает пример принципа обновления через излишества» (Маккенна, 1995). Похоже, что в наше время эти два принципа пришли в противоречие. Все профессии и виды деятельности стали массовыми: наука, медицина, актерское мастерство, политика и пр. Все товарные рынки и рынки услуг пребывают в состоянии тотального избыточного предложения. Непосредственным результатом этого является девальвация всех ценностей. Как восстановить исходное равновесие?

Ранее высказывалась идея о том, что главным фактором поддержания глобального равновесия в системе является свободное время людей (Балацкий, 1999). При увеличении производства увеличивается трудовая нагрузка людей, величина досуга уменьшается, и он становится дефицитным продуктом, балансируя возникающее в системе избыточное предложение благ. Сегодняшние технические возможности позволяют снизить трудовую нагрузку людей и выровнять положение на рынках, но, похоже, и это не сможет решить проблему «лишних» рук. Следовательно, мир стоит в шаге от глобального переформатирования всех отношений, ценностей и способов общественного бытия.

Заметим сразу, что переход к «светлому» будущему на базе технологического прогресса не может быть обеспечен всем – он затронет лишь малую часть человечества; остальные должны быть утилизированы примерно так же, как в период построения капиталистических отношений.

Возвращаясь к теории витальных ресурсов, вспомним, что в соответствии с ней утилизация людей должна будет сопровождаться утилизацией времени их жизни. Проводя аналогию предыдущих макрогенераций, можно сказать, что в каждый дом должна прийти услуга, позволяющая развлечь людей и тем самым «съесть» их избыточное свободное время; именно таким образом несколько ранее в дом потребителя пришли продукты питания, свет, тепло и информация. В связи с этим возникает более конкретный вопрос: как будет реорганизовано общество в результате 4ПР?

Сегодня есть уже первые примеры и признаки той модели, которая придет на смену нынешней «трудовой» парадигмы. Рассмотрим некоторые из них более подробно.

Феномен консенсусной занятости

Наличие лишних людей не является делом далекого будущего и даже вообще делом будущего – оно имеет место уже сегодня. Мы можем наблюдать социальные и профессиональные страты работников, которые, строго говоря, не нужны экономике, но им по-прежнему предоставляют рабочие места. Чем объяснить наличие феномена содержания «ненужных» людей?

Ответ на этот вопрос является неоднозначным, однако нам представляется, что основа указанного явления состоит в сформировавшемся общественном консенсусе между властью и населением в отношении того, что эти люди все-таки должны иметь место в современном обществе. Более того, власть целенаправленно административными методами продавливает решение о сохранении некоторых секторов трудовой деятельности.

Чтобы конкретизировать сказанное выше, рассмотрим конкретный пример. Речь идет о когорте охранников всех видов в российской экономике. Многие помнят время, когда даже в бюрократизированном обществе СССР не существовало охраны в школах, магазинах и была номинальная охрана в таких государственных учреждениях, как вузы и институты. Сегодня охранные подразделения введены на всех государственных предприятиях в обязательном порядке. Аналогичная ситуация с магазинами, где представители секьюрити формально даже не имеют легитимного права на осмотр посетителей. Более того, данная функция не входит в их круг обязанностей даже в тех магазинах, где нет камер хранения и куда приходят люди с уже имеющимися аналогичными покупками.

В связи с приведенными примерами возникает вопрос: для чего тогда нужна цифровая экономика, которая позволяет на каждом шагу поставить камеры и отслеживать ситуацию повсеместно и поминутно? Ответ, на наш взгляд, связан с новой доктриной «разгрузки» потенциальной безработицы. Охранники – это люди, которым в реальной экономике практически нет места. Однако оставить их в качестве хронически безработных – чрезвычайно рискованный сценарий социальной политики.

На самом деле сегодня есть и более масштабные проявления эффекта консенсусной занятости. Так, сегодня власти вводят определенные требования на разные должности, в соответствии с которыми работники, их занимающие, должны иметь специальное образование. Например, на различные позиции на государственной службе необходимо профильное образование магистра, а администраторы частных фитнесс–клубов должны иметь высшее управленческое образование. Все это создает искусственный спрос на обучение в вузах и дает рабочие места огромной армии людей. При этом опять–таки достигается социальная установка – не только сохраняются кадры вузов, но и «нейтрализуется» обучающаяся молодежь. Главное, чтобы молодые люди прошли опасный возраст путем социализации в вузах, а не на улицах, в сектах и бандформированиях.

Характерно, что обсуждаемое явление отнюдь не является исключительно российским достижением. Сегодня многие зарубежные вузы также вводят более жесткие режимы входа-выхода, в Китае на острове Хайнань в тропическом заповеднике «Янода» введена система заведомо лишних кадров – огромная армия персонала, проверяющая входные билеты; все эти люди выполняют никому не нужную развлекательную миссию – в определенные моменты начинает играть музыка, под которую все сотрудники начинают синхронно танцевать. Имеется откровенно избыточный персонал и в китайских отелях. И здесь также имеется консенсус власти и населения: конечно, этих людей можно сократить и обойтись меньшей численностью сотрудников, но куда деваться уволенным?

Нельзя не обратить внимание на то, что все приведенные примеры содержат общие черты – все они ориентированы на взятие под тотальный контроль больших масс населения и их территориальную локализацию. Складывается впечатление, что власти отрабатывают будущие социальные модели по обеспечению сегрегации масс. Оговоримся сразу, что в данном случае речь не идет о преднамеренном социальном экспериментировании со стороны правительства, наоборот, все эти формы и институты возникают неосознанно и стихийно, но несут в себе прообраз будущей конфигурации общества.

Феномен консенсусной безработицы

Еще более радикальными по сравнению с проектами консенсусной занятости представляются проекты по консенсусной безработице. Наиболее яркой формой этой идеологии является так называемый безусловный (гарантированный) базовый доход (ББД), представляющий собой социальную концепцию, предполагающую регулярную выплату определённой суммы денег каждому гражданину страны со стороны государства; выплаты производятся всем членам сообщества, независимо от уровня дохода и без необходимости выполнения работы.

История этого понятия довольно старая, однако с 2010 г. эта идея была реанимирована и начала всерьез не только обсуждаться, но и вводиться в жизнь в форме социального эксперимента. Например, в 2010 г. был запущен проект по внедрению ББД в индийском штате Мадхья–Прадеш; в 2017 г. экономический советник правительства Арвинд Субраманьян предложил рассмотреть введение ББД на общегосударственном уровне в размере 7620 рупий (113 долл. США) в год. Эксперимент по введению безусловного базового дохода в 2017–2019 гг. проходит в Финляндии. Похожий проект имел место в канадской провинции Онтарио в 2018 г., но был свернут из-за отсутствия результата. В 2016 г. на референдуме в Швейцарии поднимался вопрос о введении ББД, но итоги голосования оказались отрицательными. Все это недвусмысленно говорит о живучести новой концепции и ее все большей привлекательности.

Напомним, что первый общеевропейский опрос по поводу ББД прошел в апреле 2016 г. и показал, что 64% жителей Евросоюза поддержали бы введение нового института, но при этом только 4% граждан после его введения отказались бы работать. Ограниченные эксперименты по апробированию результативности ББД проводятся сейчас в огромном количестве стран, включая самые богатые (США, Германия, Голландия и др.) и самые бедные (Индия, Кения, Уганда и др.). Все эти факты демонстрируют насущную и всеобщую потребность в новой форме безвозмездной поддержки населения. Но что стоит за этими начинаниями?

На наш взгляд, мы здесь сталкиваемся с осознанием властями той простой истины, что огромное число людей скоро будет принципиально невозможно обеспечить работой. Во-первых, при грядущем уровне роботизации экономики и росте производительности труда все необходимые блага смогут быть обеспечены малой частью населения, а остальные люди будут просто не нужны. Во-вторых, в условиях усложнения технологий и институтов многие люди, скорее всего, просто не смогут быть полезны где-либо. Во избежание масштабных социальных конфликтов власти должны осуществить превентивные действия по цивилизованному поддержанию жизни класса «ненужных» людей. Именно этим и вызваны попытки национальных правительств испытать новый инструмент регулирования.

Обращает на себя внимание и тот факт, что во всех странах все дискуссии относительно ББД проходят в удивительно деликатном ключе – проведение всенародных референдумов, широкий социологический опрос мнений, предельно аккуратные эксперименты. Складывается впечатление, что власти ищут поддержки своего будущего решения, прежде всего, у той части населения, которая не нуждается в ББД, но фактически именно ей и придется оплачивать новый институт.

Сама постановка вопроса о ББД является попыткой прощупать тот социальный плацдарм, на котором придется бороться с последствиями НМЛ. Можно сказать, это попытка сделать так, чтобы в новом мире «ненужные» люди не мешали остальным жить и работать.

Феномен консенсусного досуга

Параллельно с дискуссиями о ББД современный политический дискурс пополнился еще одной темой – переходом на укороченную рабочую неделю. В этом направлении идет пропаганда международной организации труда (МОТ), предлагающей четырехдневную рабочую неделю. Примечательно, что Россия поддержала это начинание в лице премьер–министра Д.А. Медведева, выступившего с соответствующим заявлением на 108–ой Международной конференции труда в Женеве. Говоря о перспективности и своевременности нового формата трудовых отношений, Д. Медведев упомянул опыт новозеландской инвестиционной компании «Perpetual Guardian», которая весной 2018 г. ввела для своих сотрудников опцию перехода на четырехдневную рабочую неделю. Этот переход осуществлялся не в приказном порядке, а на основе добровольного выбора сотрудников. По мнению основателя «Perpetual Guardian» Эндрю Барнса, дополнительный выходной позволит резко увеличить производительность четырех рабочих дней. Аналогичная мера была введена в отношении сотрудников колл–центра британской компании «Simply Business», где сохранили зарплату за 30–часовую неделю такой же, что и за 38–часовую. В IT-компании «Planio», также перешедшей на 4–дневную неделю, считают, что переработки не только не приносят пользы, но представляют собой главную угрозу продуктивности.

Таким образом, начинает пробивать себе дорогу новый международный тренд в сфере трудовых отношений, состоящий в переходе на укороченную рабочую неделю за счет эквивалентного повышения производительности труда. Надо сказать, что подобные акции в мировой истории уже имели место. Хрестоматийным примером является переход с 48–часовой на 40–часовую рабочую неделю после удачного опыта автосборочного завода Генри Форда, где этот шаг был сделан впервые.

Нельзя не заметить, что, как и в предыдущих случаях, данный институт активно пропагандируется и очень аккуратно внедряется в локальных нишах (отдельных фирмах) при поддержке самих работников. Тем самым и здесь проводится в жизнь принцип консенсусности. Главное же в институциональной инновации состоит в том, что власти готовы предоставить дополнительный досуг населению, ибо прежний трудовой режим грозит массовой безработицей. Укороченная рабочая неделя позволяет переложить открытую безработицу в форму официального досуга и тем самым завуалировать невостребованность населения в реальной экономике; гуманистические мотивы в этой акции играют самую незначительную роль и используются только в идеологических целях.

Феномен времяемкого потребления

Выше мы рассмотрели новые институты в сфере производства, однако картина будет не полной, если не рассмотреть сферу потребления. Дело в том, что 3 производственных консенсусных института ведут к возникновению массовой фиктивной занятости, нетрудового дохода и дополнительного досуга. Однако весь этот гигантский кадровый массив недозанятых образует колоссальный навес свободного времени и потребность его заполнения. В связи с этим необходимо формирование времяемких продуктов, которые смогут «съесть» досуг большой массы людей. На наш взгляд, сегодня можно говорить о трех таких секторах – компьютерных играх, сериалах и многотомных романах. Более того, сериалы уже фактически полностью вытеснили обычные фильмы по 1,5–2,0 часа, а многотомные романы пришли на замену компактным литературным произведениям. При этом само население сделало выбор именно в пользу времяемких товаров потребления – игр, кинематографических и книжных сериалов.

• Я бы еще добавил социальные сети.

Сам по себе этот факт открывает колоссальные возможности «нейтрализации» досуга, который может быть высвобожден в результате 4ПР.

Напомним, что еще в начале XX века Дж. Лондон вынес вердикт о закате эпохи многотомного романа и наступлении времени короткого рассказа. По его мнению, человечество уже прошло стадию детства и способно думать само; оно может мыслить быстрее, чем читать слово за словом то, что напечатано; ему достаточно дать суть, а остальное оно додумает. Сегодня человеческое сообщество сделало полный круг и вернулось к исходной точке – снова не нужны рассказы, а требуются многотомные романы. Это и понятно: если в начале XX века человечество стояло лишь на подступах к благосостоянию и много еще чего предстояло сделать, то в начале XXI столетия все уже сделано и достигнуто. Уже почти невозможно заложить новый смыл в роман или найти совершенно новый сюжет – все они уже давно перепробованы. То же самое касается и фильмов. Зато в эпоху формирования кибер–реальности можно создать свой собственный мир – и в литературе, и в кинематографе, и в играх – и поделиться им с другими. И эти миры должны быть огромными, сложными, разветвленными, неожиданными. А это все и предполагает создание масштабных произведений – сериалов с бесконечным продолжением. Смысл не в идее произведения, а в искусстве ее реализации. Сегодня сериалы не несут оригинальных смыслов, они соревнуются в форме подачи и без того известных идей и мыслей. Так формируется то, что мы дальше будем называть индустрией сериалов (ИС), куда попадают все виды развлечений с продолжениями.

Основой ИС является желание населения перейти из реального мира в более интересные, красивые, таинственные, романтичные и т.п. А у лучшего нет оптимума, т.е. действует правило–каламбур: чем больше этого лучшего, тем лучше. Данный момент открывает врата в мир привычек, пристрастий и наркотической зависимости. С этого момента потребление становится бесконечным и может поглотить все свободное время человека.

Обратим внимание, что все культовые литературные произведения последнего времени – это представители ИС. Ничто и никто не может сравниться по популярности с серией романов Джоан Роулинг о Гарри Поттере, общий тираж которых приближается к миллиарду экземпляров. Промежуточный вариант ИС представляет гигантский роман-эпопея Джона Толкиена «Властелин колец». Еще один шедевр – цикл романов Джорджа Мартина «Песнь льда и пламени». Даже Дэн Браун, создавший бестселлер «Код да Винчи», в конечном счете, превратил его в серию романов, объединенных одним главным героем. И все эти произведения породили киносериалы, также имевшие ошеломляющий успех. Наиболее зрелую форму среди них обрел сериал «Игра престолов» из 73 серий, продолжительностью в среднем по часу; даже по самым скромным подсчетам, финальную серию посмотрело около 20 млн. чел. По нашим прикидкам, общая емкость данного сериала составила 1,4 млрд. человеко-часов. Впечатляющая степень отъема досуга!

Примерно те же рассуждения характерны для электронных игр, где длительность игры продуцируется еще и заложенными в нее сложностями, которые нужно преодолеть пользователю. Помимо этого, сами игры имеют множество версий, которые дорабатываются, модифицируются и усложняются. В этом случае пребывание в игровом мире становится вообще почти бесконечным. Подобных примеров «проедания» досуга можно привести множество.

Любопытно, что феномен ИС, с одной стороны, делает жизнь приятнее, с другой – он ее фактически отнимает, ибо человек меняет возможность прожить собственную жизнь на возможность познакомиться с чужой жизнью. Однако это противоречие не порождает отторжения у населения и порождает опять-таки молчаливый консенсус по поводу целесообразности потребления артефактов ИС. Если данный вид индустрии и дальше продолжит свое триумфальное шествие по миру, то он сможет цивилизованно и гуманно «нейтрализовать» эффект 4ПР в части образования лишних людей и их свободного времени.

• Безусловно 3 консенсуса, о которых идет речь выше, намного более гуманное будущее, чем идеи по утилизации населения. Но, не думаю, что нам стоит быть наивными. Во-первых, как видно мы живем в процессе, т.е. ничто не вечно и если мы сейчас живем в овладевании четвертым витальным ресурсом, то будет и пятый, ну и во-вторых с одной стороны люди в результате 3х консенсусов все меньше будут походить на людей и встает вопрос, а для чего все эти «люди»? Кроме того, я бы все же отметил, то что происходит сейчас все же содержит как утилизацию так и консенсус.

Консенсусные институты: сущность и особенности

Ранее мы ввели понятие консенсусных институтов по ходу рассмотрения самой проблемы. Сейчас можно немного обобщить и уточнить это понятие. Под консенсусными институтами мы понимаем некие правила функционирования общества, складывающиеся в результате молчаливых, как правило, неартикулируемых соглашений (консенсуса) между властью и населением, которые подрывают экономическую эффективность системы, но позволяют сгладить социальные проблемы или отложить их наступление. КИ могут иметь формальное закрепление в виде законов и регламентов, а могут носить неформальный характер. Обоснованием КИ всегда является некий социальный императив, снижающий эффективность национальной экономики.

Заметим, что КИ не являются обычными рациональными решениями по внедрению новых прогрессивных институтов. Наоборот, КИ всегда контрпродуктивны, а потому их внедрение требует молчаливого одобрения населения. В противном случае те массы экономических агентов, чьи интересы ущемляются КИ, проявят свое недовольство с непредсказуемыми последствиями. Именно поэтому власти при внедрении таких институтов проявляют не свойственные им деликатность и щепетильность.

Хорошим примером сказанного может служить российская пенсионная реформа, которая самым жестким и безапелляционным образом повысила пенсионный возраст людей на 5 лет. Однако почти сразу был введен хрестоматийный КИ в виде регламента о непозволительности увольнения работников предпенсионного возраста. Что означает это правило? Только то, что правительство, увеличив пенсионный возраст, снизило нагрузку на Пенсионный фонд, а вытекающие отсюда проблемы по содержанию людей предпенсионного возраста переложило на работодателя. При этом эффективность всех предприятий, попадающих под гнет ненужных им предпенсионеров, снижается, но с этим все по умолчанию готовы мириться, ибо понимают&