Сладкий запах гниения

Мнения
09:00
30 602 просмотра

Государство не исчезает в либерализме, как в анархизме: либерализм не требует ликвидации государства, он требует совсем иного. Он требует обеспечить возможность безответственности.

А зачем он этого требует?

Они не отстают. Они говорят – либерализм требует свободы в экономике. Нет, ребята, свободы в экономике требует совсем другая идеология – социализм. Там, да, свобода человека в экономическом выборе, выход из царства необходимости в царство свободы.

Либерализм же требует свободы только для тех, кто может этой свободой воспользоваться. То есть экономическая программа либерализма – тавтология.

Либерализм утверждает, что в экономике должен быть свободен тот, кто может там быть свободен. У кого свобода есть – у того она и есть. А у кого свободы нет – тех ждет «зарплатное рабство» и прочие прелести бесправной нищеты…

Либерализм (что очевидно экономисту) не дублирует ни анархизма, ни социализма. И государство, и экономическую несвободу он отрицает только в тех местах, где они невыгодны его носителям. И этим либерализм отличается от анархизма и социализма, требующих честно, без подлогов и подвохов – один полного отказа от государства, а второй – полной экономической свободы каждого (не только «моей» экономической свободы, но и экономической свободы обиженного мною).

Когда в энциклопедиях пишут, что «Либерализм провозглашает права и свободы каждого человека высшей ценностью и устанавливает их правовой основой общественного и экономического порядка» - это ложь.

Для вышеуказанного есть термин «гуманизм» (как к нему не относись) – он и утверждает человека высшей ценностью (что на мой взгляд, неправильно, но не об этом речь).

Так и называйтесь «гуманистами» – зачем вам тогда термин «либерализм»?

Гуманизм опекает человека, включая и необходимую защиту его от других людей.

Либерализм же утверждает, что «права имеют те, кто имеют права» – в смысле возможности их отстаивания.

Либерализм не опекает человека, а бросает его на произвол стихий.

Получается, что в коллективе, состоящем из волков и овец, каждая особь имеет равные права. Понятно, что волкам это выгодно, овцам категорически невыгодно. Понятно и то, что к гуманизму это не имеет никакого отношения…

И так за что в либерализме ни возьмись: всюду встречаем – сложившаяся реальность есть верный эталон жизни…

***

Все идеологии и религии в мире апеллируют к силе человеческого духа, к верности возвышенным идеалам, во имя которых попирается низменное и плотское. И только либерализм  осмеливается напрямую апеллировать к человеческим слабостям и несовершенствам...

Удивительная особенность этой «загадки века» – либерализма – заключается в том, что человечество его проклинает и ему же поклоняется. «Философское и общественно-политическое течение, провозглашающее незыблемость прав и индивидуальных свобод человека» стало маргинальным, о нём в приличном обществе и говорить стыдно, как о проституции, например, или обжорстве.

Тем не менее, люди поклоняются проклинаемому, то есть в быту и в политической практике Россия остаётся либеральной притом, что определение «либерал» в ней стало оскорбительным обращением к человеку. Почему такое чудо происходит?

В чем они, корни «скромного обаяния либерализма» и заключенной в нём безусловной бытовой, житейской привлекательности?

Именно в том, что мы отметили выше: либерализм – не одна из идеологий, а пост-идеология. И не в том смысле, что он, как высшая стадия, приходит на смену идеологиям. А в том смысле, что либерализм является продуктом, выделяемым при гниении и распаде той или иной идеологии.

Безусловно, идеологии и религии не идеальны. Они являют собой некий локальный вариант «условной истины», искусственно обороняемой их сторонниками от критики и сомнений. Более высокая ступень над идеологией – чистое знание, безусловная истина, которая не нуждается в защите в силу своей абсолютной убедительности. Это умозрительная ступень вверх из мира идеологических чуланов.

Либерализм – нечто прямо противоположное, это ступень вниз из этих чуланов. Чуланы, конечно, и тесны, и темны, и пыльны трудами разных лжеавторитетов, но либерализм представляет форму ещё более зловещую.

Это отказ от условных истин не ради безусловной истины, а ради полного отказа от истины и истинности.

То есть, как бывает в реальной жизни? Была какая-то идеоформа. Это было, может быть, католичество, или веберовская «протестансткая трудовая этика», или коммунизм, или ещё чего-нибудь. Не так важно, что было в исходнике, как важно, что с ним стало…

Как гниют идеологии?

Это процесс системно нарастающей необязательности их требований (и требовательности) к человеку. То, что ранее соблюдалось неукоснительно, начинает сперва коснеть, ритуализироваться, выхолащиваться. Потом, когда оно совсем забронзовеет и станет ненужным в быту, людей спрашивают: а зачем оно нам?! Давайте вообще без него!

Этот процесс и есть процесс становления либерализма.

Он прекраснодушен, потому что никого «не достаёт», ничего ни от кого не требует, и советует «живи сам и дай жить другим». Он адски жесток, потому что он никого не защищает (что логически вытекает из его нетребовательности) и равнодушен к теневым разборкам, происходящим в его подворотнях.

Как это происходит, пусть скажет сам либерализм языком энциклопедических определений: «…возможности государства и церкви влиять на жизнь общества ограничиваются конституцией. Важнейшими свободами в современном либерализме признаются свобода публично высказываться, свобода выбора религии, свобода выбирать себе представителей на честных и свободных выборах. В экономическом отношении принципами либерализма являются неприкосновенность частной собственности, свобода торговли и предпринимательства. В юридическом отношении принципами либерализма являются верховенство закона над волей правителей и равенство всех граждан перед законом вне зависимости от их богатства, положения и влияния».

Слова красивы, но давайте изучать не их форму, а смысл определительного бреда. Дело в том, что человеку умному очевидно уже в нём отсутствие обеспечения предлагаемых норм.

Предлагается наивная вера в фетиши, например, конституцию. Она, мол, и должна взамен живого государства и живой церкви, партии, сообщества обеспечить все перечисленные свободы и равенства. Но мы же знаем, что в жизни так не бывает! Книжка – она и есть книжка, силой она становится только тогда, когда есть живые люди, эмоционально и фанатично её исповедующие. Иначе она на полке покроется пылью – это единственное, что она может сама по себе сделать.

Но именно всё живое, имеющее личность и индивидуальность из «диктатуры закона» устраняется, начиная с самодержавного царя и кончая тоталитарно правящего послушниками старца в монастыре. Закон остаётся «голеньким» и совершенно очевидно, что в таком случае хвалёная «диктатура закона» перерастёт в диктатуру толкователей закона.

А уж они начнут вертеть его, как дышло, решая в узком кругу, какие выборы считать честными, а какие нечестными, где «включить дурочку» неприкосновенности частной собственности, а где – свободы торговли и предпринимательства… Ведь очевидно же любому, кто в средней школе получает выше «тройки», что неприкосновенность несовместима со свободой! Если неприкосновенность – тогда нет свободы, а если свобода – не может быть неприкосновенности…

Такая «дурочка» двойных стандартов включается у либералов с навязчивостью шарманки:

- «уважение к частной собственности, если она не является общечеловеческим достоянием»

- «установление равенства всех граждан перед законом и установление неравенства граждан в условиях свободной рыночной экономики» - звучит и то как бред. Равенство, как неравенство, неравенство в условиях равенства…

- «обеспечение ответственности правительства и прозрачности государственной власти при сведении функций государственной власти к минимуму».

И не в том даже дело, что всё, «сведённое к минимуму» малоинтересно по части «открытости и прозрачности» (ибо кому интересна прозрачность деятельности ничего не решающего человека?). А в том дело, что тотальная прозрачность и тотальная ответственность требуют громадного аппарата с большими полномочиями, постоянного, тотального контроля за «слугами народа». А если «функции свести к минимуму», то откуда же возьмутся прозрачность и ответственность, сиречь – острое зрение у слепого?

- «современный либерализм также отдаёт предпочтение открытому обществу, основанном на плюрализме и демократическом управлении государством, при условии неукоснительного соблюдения прав меньшинств и отдельных граждан». Нет уж, позвольте, господа, или «демократическое управление», или уж «неукоснительное соблюдение прав меньшинств и отдельных граждан». Надо всё-таки решить, что важнее, и отбросить менее важное, как очевидно противоречащее!

Мы рассмотрели предельную, чудовищную интеллектуальную слабость либерализма, как доктрины. В этой доктрине (если применять к ней критерии доктрины, веры) – нет буквально ни одного звена, которое само бы себя не перечеркивало логически. Вообще для логики тут живого места нет, потому что несовместимое смело совмещается через союз «и».

Это безумно удобно толкователям закона, корпорации юристов и стоящих за ними корпораций-монстров, мафий и масонерий. Учение, в котором противоположность утверждению следует за утверждением через «и», подобно фразе «казнить нельзя помиловать» без запятой.

Трактовать либерализм можно как угодно, в любую сторону, каждый раз исходя из конкретной ситуации, из шкурного интереса толкователей.

Выгодно толкователям сослаться на мнение масс – пожалте «демократию». Стало невыгодно – пожалте «защиту прав меньшинств». Надо конфисковать собственность – «свобода торговли». Надо защитить собственность – «неприкосновенность имущества» и т.п.

Либерализм с точки зрения интеллектуала и логика – это утратившее структуру гнильё, полностью аморфное и бессистемное.

Он многолик, потому что безлик. Как пишут его адепты: «Некоторые современные течения либерализма более терпимы к государственному регулированию свободных рынков ради обеспечения равенства возможностей добиться успеха, всеобщего образования и уменьшения разницы в доходах населения. Сторонники таких взглядов полагают, что политическая система должна содержать элементы социального государства, включая государственное пособие по безработице, приюты для бездомных и бесплатное здравоохранение. Всё это не противоречит идеям либерализма».

Естественно – добавим от себя – ему вообще ничего не может противоречить, потому что он замешан на тоталитаризме терпимости и культе неразборчивости. Это учение абсолютно лояльное ко всем грехам и порокам своего толкователя.

Либерализм рождается тогда и там, где и когда человек, вместо стыда за свои грехи и пороки начинает выставлять их образцовым поведением.

Так появляется либерал, чья свобода заключена в пренебрежении своими долгами и обязанностями в его идеологии.

Католик, ставший плохим католиком, становится либеральным католиком. Коммунист, который прошел через «морально-бытовое разложение», становится либеральным коммунистом. Кальвинист, который вместо принципа «трудись и копи» стал бездельничать и предался мотовству, становится либеральным кальвинистом, и т.п.

Когда они все встречаются где-нибудь в «Римском клубе» прогнившие католики, прогнившие кальвинисты, прогнившие коммунисты и прогнившие конфуцианцы (и ещё всякой твари по паре), они легко находят общий язык и вырабатывают некие всемирные расплывчатые формулы «единства через разложение».

В основу этих «вашингтонских консенсусов» ложится тот непреложный факт, что гниль, чем гнилее, тем ближе к другим формам гнили. По мере углубления разложения гниль всё лучше и лучше понимает другие формы гнили…

И выдумывается, что «наиболее соответствующей либеральным принципам политической системой является либеральная демократия». Приведенные слова – цитата из их официального документа. Вчитайтесь, вдумайтесь в неё, чтобы ощутить неповторимый запах тлена, уловимый при некрозе мозгов!

«Наиболее соответствующей либеральным принципам» – это значит, что есть и другие социальные конструкции, которые тоже соответствуют, пусть меньше, но удовлетворительно. Список их не озвучен, что даёт возможность толкователям включать туда по мере выгоды что угодно. Критерий – гнилая неверность системы принципам…

Далее официально введен термин «либеральная демократия». Как говорится, есть просто «вода», а есть ядовитая вода – «техническая».

Если они демократы, то зачем им к слову «демократия» добавлять какие-то прилагательные? А если они не демократы, зачем им вообще слово «демократия»? Почему недостаточно одного слова «либерализм» или «либералия»?

У либералов задача проста: сделать так, чтобы демократией считалось только то, что толкователи узкого круга признают считать удобным для себя. Если есть какая-то другая демократия, и опровергнуть её народный характер не получается – её записывают в «неправильный мёд» от «неправильных пчёл».

Цель всегда и везде у либералов одна: обезопасить своих толковников от возможности изловить их за руку при идеологическом шулерстве. Нужно, чтобы любое утверждение при необходимости можно было выдать за истинное или (при перемене обстоятельств) – за ложное…

***

Интересно отметить, что великий и могучий русский язык сразу же послал нам сигнал тревоги: «В русский язык слово «либерализм» пришло в конце XVIII века из французского (фр. libеralisme) и означало «вольнодумство». Негативный оттенок до сих пор сохранился в значении «излишняя терпимость, вредная снисходительность, попустительство» («Новый словарь русского языка» под ред. Т. Ф. Ефремова). В английском языке слово liberalism также изначально имело негативный оттенок, но утратило его».

Попустительство перерастающее на запущенных стадиях в самопопустительство, в постановке всех дел на самотёк, распущенная бесконтрольность для себя, совмещённая с деспотическими капризами по отношению к зависимым от либерала лицам – вот живая душа либерализма.

Неудивительно, что экономический или классический либерализм выступает за индивидуальные права на собственность и свободу контракта.

Это попытка «баловней судьбы» совместить в личной практике две несовместимые вещи: руководство и безответственность.

Человек хочет руководить всеми, но при этом ни за что не отвечать. И ссылаться при случае на «таинственную, непостижимую волю рынка».

Так распущенные люди пытаются отделить сладость власти от её горьких корней. В нормальной жизни желающий властвовать должен прежде всего научиться заботиться. Прежде чем брать, нужно научиться давать. Прежде, чем обрести права, нужно сперва взять на себя обязательства и т.п.

Ничего этого либерализм не знает и знать не хочет. Вся его экономика укладывается в схемотехнику «распилов» и «откатов», которые либеральными «мыслителями» из банального воровства превращены в сакральное священнодействие рыночных сил.

Под стать экономическому и культурный либерализм, который, цитирую, «фокусирует внимание на правах личности, относящихся к сознанию и образу жизни, включая такие вопросы, как сексуальная, религиозная, академическая свобода, защита от вмешательства государства в личную жизнь».

Культурный либерализм в той или иной степени возражает против государственного регулирования таких областей как литература и искусство, а также таких вопросов как деятельность научных кругов, азартные игры, проституция, возраст добровольного согласия для вступления в половые отношения, аборты, использование противозачаточных средств, эвтаназия, употребление алкоголя и других наркотиков.

Как пишут сами либералы: «Все формы либерализма нацелены на законодательную защиту человеческого достоинства и личной автономии, и все утверждают, что отмена ограничений на индивидуальную деятельность способствует улучшению общества».

На таком фундаменте ничего построить нельзя.

Выращиваемый либералами народ «Дай» с религией «Я»  жрет в три горла, но ничего не создаёт. Неудивительно, что в начале XXI века, с ростом глобализма и транснациональных корпораций, в литературе начали появляться антиутопии, направленные против либерализма. Одним из таких примеров служит сатира австралийского писателя Макса Барри «Правительство Дженнифер», где власть корпораций доведена до абсурда.

Либерализм, как и любой процесс гниения, разложения отнюдь не безобидное бытовое удобство. Безусловно, его нетребовательность очень импонирует удачливому человеку, хапнувшему от жизни кус, и не желающему делиться с другими, а так же исполнять нудные общественные повинности. В этом разгадка бытовой привлекательности либерализма, постоянного тяготения к нему в случае жизненного успеха всякого начальника, всякого удачливого спекулянта.

Снимая необходимость учиться и работать для «обеспеченных» (а необеспеченные пойдут исполнять их капризы под страхом голодной смерти) – либерализм притягателен и обаятелен.

Рядом с постной нудной проповедью любой устойчивой системной идеологии либерализм выглядит румяным и улыбчивым душкой…

Но это обманчивое видение. Распад, заключённый в самой глубинной психологии либерализма – преддверие смерти. И мы видим, что Человек стремительно вымирает в тех её частях, где заразилась тленом либерализма.

Наши часы готовы пробить полночь. И у нас осталось очень мало времени, чтобы свернуть шею улыбчивому прекраснодушному упырю в кружевном жабо, по имени либерализм…

Источник: olegchagin.livejournal.com