Карантин – с книгами Зиновьева

«Москва превратилась в махровое церковно-самодержавное русское захолустье и одновременно в международный центр типа Гонконга, глубоко враждебный всему национально русскому. Антирусское содержание в подчеркнуто русском (вернее, псевдорусском) облачении. Москвичи к этому привыкли и не замечают тут никакого противоречия, как не видят нелепости в памятнике полководцу войны самолетов и танков Жукову верхом на игрушечной лошаденке с задранным хвостиком. И подобную противоречивость и нелепость я вижу во всем – в политике, в экономике, в идеологии, в культуре…»

«Сам образ жизни россиян в новых условиях исключает возвращение их в идейное состояние феодальной России. Церковь может вернуть себе былую власть над сознанием россиян только при условии превращения их в безграмотных, тупых, больных и нищих холопов. Россия действительно имеет шансы стать такой

Когда начиналась советская эпоха, первым делом строили школы, больницы, заводы. Постсоветская эпоха началась с буйства церковников. Десятки миллионов обманутых и отчаявшихся людей устремились в церкви, ища там утешения. А на самом деле устремились в бездну мракобесия, деградации, отказа от какой бы то ни было социальной активности – в бездну рабской покорности. Наряду с церквями, повсюду высятся здания банков и частных фирм самой модерновой западнообразной архитектуры, – храмы нового божества российского общества и нового его властителя, имя которому Деньги. Советское общество затратило огромные усилия на то, чтобы оградить нас, россиян, от этого идола западного мира. Все пошло прахом. Новый Бог потеснил не только идеалы коммунизма, но и реанимируемого Христа.

***

… вспомнил лозунг, призывавший к коммунизму как будущему человечества. Лозунг разрушили. Это символично: отменили будущее вообще! Будущее похоронили, построив на его могиле церковь из прошлого! 

Нам нужна мечта, надежда, утопия. Утопия – это великое открытие. Если люди не изобретут новую, на первый взгляд никому не нужную утопию, то они не выживут в качестве людей. Нам нужна сказка: людям важно, в какой они верят туман и какая им верится сказка. 

... истина о нашем обществе есть самый запретный плод в нашем земном раю, каким принято изображать наше общество. 

Страх правды в наше время есть страх не перед неведомым, а перед очевидно ведомым. Люди боятся самих себя, так как знают, кто они.

Наличие убеждений у человека есть признак интеллектуальной недоразвитости. Убеждения суть лишь компенсация за неспособность быстро и точно понять данное явление в его конкретности. Это – априорные установки на то, как поступать в конкретной ситуации без понимания ее конкретности. Человек с убеждениями негибок, догматичен, зануден и, как правило, глуп. Но чаще убеждения не влияют на поведение людей. Они лишь украшают тщеславие, оправдывают нечистую совесть и маскируют глупость." 

Задача СМИ – забить мозги людей до отказа, чтобы в них не осталось места ни для чего другого и чтобы отпала всякая потребность «шевелить мозгами»… Набить мозги шаблонами, клише, пустышками, образцами поведения, соблазнами. Эти средства фактически сняли с людей всякие моральные табу, подменили веками выработанные нормы здоровой жизни всякого рода извращениями, подменили высшие достижения культуры массовой псевдокультурой, систематически реализуют установку на психологическое и идейное упрощение и стандартизацию человеческого сознания. 

...Если бы мне пришлось заново родиться, я бы выбрал советский период. Пусть я бы знал, что меня посадят. Мы действительно себя ощущали по-настоящему свободными. После революции мы освободились от частных хозяйчиков, была отброшена дремучая идеология, нам давали великолепное образование. Люди работали, делали карьеру, рожали детей. Такой свободы на Западе никогда не было.

Первым делом я отбросил оценку сталинской эпохи как преступной. Понятие преступности есть понятие юридическое или моральное, но не историческое и не социологическое. Оно не применимо к историческим периодам, к целым обществам и народам. Сталинская эпоха была страшной. В ней совершались бесчисленные преступления. Но нелегко говорить о ней в целом как о преступлении. Нелепо также рассматривать как преступное общество, сложившееся в эту эпоху, каким бы плохим оно ни было. 

Я не буду касаться социальной сущности хрущевского «переворота». Скажу лишь об одном его аспекте, связанном с темой нашего разговора. Никто не обратил внимания на этот аспект: я имею в виду то, что миллионы сталинистов во главе с самим Хрущевым (а он был сталинским холуем!) молниеносно предали своего вождя Сталина и превратились в активных антисталинистов. <...> Вся десталинизация в целом прошла как массовое предательство, инициатива которого исходила с высот власти и в которое было вовлечено почти все активное советское население. Она явилась своего рода генеральной репетицией того рокового всеобщего предательства, которое было совершено по инициативе горбачевского и затем ельцинского руководства. 

…религия может процветать, только если народ нищий. Нищий, неграмотный, больной. И это делается специально, иначе они не могут просуществовать. Здоровому, образованному народу, здоровому образованному народу, преуспевающему, никакая религия не нужна. Никакая. Вы посмотрите, такой мерзости, которая сейчас стала твориться в России, нигде на Западе вы не увидите...

С этой точки зрения можно сказать, что и православие, православная религия, церковь – это мародерская, бандитская организация. Но если вы это не объясните, не скажете, ничего не получится. Только на этой основе можно развивать действительно конструктивную идею, что нам нужно делать. 

Общеизвестно, что память человека не подчиняется правилам логики. Она не классифицирует события его жизни как существенные и несущественные и не отдает предпочтения первым. Я, например, помню до сих пор номер телефона, по которому мне пришлось звонить первый раз в жизни еще в 1933 году, но не помню номер телефона своей собственной квартиры, в которой жил много лет в Москве. Я помню номер винтовки, которую мне вручили в 1940 году в армии, но не помню названия и расположения населенных пунктов, в которых мне приходилось бывать во время странствий в 1939 – 1940 годах. Я помню имя коня, которого мне дали по прибытии в кавалерийский полк. Но я не смог в течение многих месяцев, пока писал книгу, вспомнить имя парня, с которым делился куском хлеба и сокровенными мыслями и который доносил обо мне в Особый отдел полка. Так что если строго следовать тому, что застряло в памяти, то объективная картина жизни не может получиться даже при наличии искреннего намерения быть объективным. 

Я отвергаю стремление к материальному благополучию, но я не настаиваю на отказе от него. Современное общество в изобилии рождает соблазны. Но оно одновременно создает возможности довольствоваться малым. Оно создает возможность иметь всё, не имея ничего. Лучше не иметь, чем терять. Надо суметь жизнь построить так, чтобы иметь не имея. Значит, надо установить, обладание чем означает одновременно отсутствие его. Надо установить, в чём можно свести потребности к минимуму и в чём развить до максимума. Причем с минимальными затратами и максимальным успехом. Учись терять. Учись оправдывать свою потерю и находить ей компенсацию. Не приобретай того, без чего можно обойтись. 

Пьянство я считал морально оправданным. Более того, я относился к нему как к явлению неизбежному в условиях России, причем как к явлению социальному, а не медицинскому. <...> В России алкоголь никогда не был элементом обычной пищи, как во многих других местах планеты. Он был всегда элементом государственной политики. Главными причинами пьянства всегда были бедность и убожество жизни, а также психологические драмы, порожденные безвыходностью положения и отчаянием. В первые послевоенные годы пьянство приняло такой размах, какого не было за всю прошлую историю России. Не было средств на хорошую еду и одежду. А на пьянство хватало. Оно было дешевле. Люди пережили неслыханные лишения и горе. В пьяном виде это на время забывалось. Жизнь становилась немного красочнее и веселее. Отношения с людьми становились душевнее. Власти умышленно поддерживали пьянство как средство отвлечь внимание людей от их тяжелого положения. Алкогольные напитки продавались повсюду. На вечерах отдыха, которые регулярно устраивались во всех учреждениях и предприятиях, непременно работал буфет. 

Пора ввести такое понятие свободы, как личный уровень свободы, свобода людей внутри деловых коллективов и вовне. В свое время в США я объяснял, что советское общество было самое демократическое внизу, то есть в деловых коллективах, и не было демократическим наверху, то есть по отношению к власти. Западное общество наоборот, – демократическое наверху по отношению к власти, но жестоко диктаторское внизу, в деловых коллективах.

И мой оппонент – американский ученый согласился со мной. Он сказал, что прожил в Соединенных Штатах больше 70 лет и не знает ни одного случая, чтобы работники в деловых коллективах критиковали своего босса. И в тоже время он не знал ни одного, кто бы ни ругал президента. А в Советском Союзе попробуйте, отругайте Генерального секретаря ЦК КПСС, но в деловых коллективах все критиковали и директора, и непосредственного начальника, и это было нормально. Советское общество было самое демократическое в основе и недемократическое вверху. С научной точки зрения существует определенная константа демократии, которая, так или иначе, распределяется в обществе, и у нас это было.

Кроме того, условия труда в СССР были такие, каких не было на Западе. Мне приходилось участвовать в исследованиях такого рода. Как себя чувствуют люди в деловых коллективах? В советские годы люди не хотели уходить на пенсию и, уже покинув основное место работы, так или иначе, работали.

Мы в Германии проводили исследование. Там люди ждали час, когда уйдут на пенсию. И оценивали свою работу в коллективе как ад, а для нас коллективы были местом, где проходила наша жизнь.... 

Москва и Россия – это далеко не одно и то же с социологической точки зрения. Их взаимоотношение представляет собою чрезвычайно важный и интересный социальный феномен постсоветского периода русской истории и, пожалуй, современной социальной эволюции человечества вообще. Я хочу сказать здесь лишь об одном аспекте этого феномена.

Москва и в советский период русской истории занимала особое положение в стране, включая ее социальную организацию. Это явление совсем выпало из поля внимания правителей, идеологов и социологов. Фактически исследовать его научно и публично говорить о нем было запрещено, ибо Москва в этом отношении вела себя совсем не по марксистской теории. В марксизме вообще для такого феномена не было никакого понятия. Но и в постсоветский период положение существенно не изменилось. Когда Критик в отношении современного статуса Москвы употребил выражение «русский Гонконг», никакой реакции на это не последовало.

В советский период в Москве размещались высшая власть страны («Кремль») и все важнейшие учреждения системы власти и управления. А это огромное число людей, занимавших высокое положение в социальной иерархии общества. В Москве сосредоточивались лучшие учреждения культуры, науки, образования. Сюда со всей страны стекалась интеллектуальная и творческая элита. Предприятия наиболее развитой в технологическом отношении индустрии концентрировались в Москве или в регионе Москвы (скажем, в Московии). Жизненный уровень жителей Московии в среднем был выше, чем по стране в целом. Тут было самое интенсивное жилищное строительство, самый высокий уровень обеспеченности детскими садами, школами, медицинскими учреждениями, учреждениями культуры и т. д. В Москве постоянно жило и бывало больше иностранцев, чем в остальной стране. Из выезжавших на Запад советских людей большинство были москвичи. В Москве строгости режима были слабее, чем в других местах. Здесь влияние Запада было самое сильное, сравнительно с остальной страной. Одним словом, Москва была ближе к Западу, была своего рода окном и дверью Советского Союза на Запад. Многие москвичи, особенно из правящей, хозяйственной, идеологической, интеллектуальной, культурной и прочих элит, жили почти как на Западе в смысле культуры, быта, свободы передвижений, свободы мысли и творчества. И при этом они имели гарантированное положение лично для себя и своих детей. Москва образовала своего рода особое элитарное сверхобщество в советском обществе. В него входила и центральная власть, которой подчинялась и локальная власть Москвы. Москва была столицей всего советского блока и претендовала на роль столицы мирового коммунизма. 

Именно в этом сверхобществе (в Московии) созрели предпосылки для переворота, который произошел после 1985 года. Он произошел именно в Московии, в которой западный образец казался шагом вперед и абсолютным благом. А из Московии переворот распространился на прочую страну – на общество низшего уровня. Распространился как пример и как приказ высших властей...

Нас убили как народ, как страну, как общество, как носителей коммунизма, – в этом суть дела. Не просто победили, не просто разгромили, а именно убили. Убийство народа не есть истребление всех представителей народа, хотя в конечном счете это может произойти. Многочисленные представители убитого народа могут жить и даже процветать. Но множество людей при этом перестает быть единым народом в социальном смысле. Народ распадается, атомизируется, теряет способность противостоять дезинтегрирующим его силам. Начинает деградировать биологически – сокращаться численно, снижать продолжительность жизни своих членов, утрачивать физическое здоровье, разлагаться идеологически и морально. Все это можно очевидным образом видеть сегодня в России в отношении русского народа.

***

Последнее слово

– Представьте себе такую ситуацию, – говорю я. – В России почти сто процентов населения отвергли постсоветизм, западнизацию, глобализацию. Почти все они настаивают на реставрации коммунизма. Запад неспособен этому помешать. Все прочее человечество приветствует коммунизацию России. Возможно ли при таких условиях реставрировать в России коммунизм?

– Абстрактно рассуждая, возможно, – ответил Критик. – Но если принять во внимание человеческий фактор…

– Что именно?

– Качества русского народа. Чем больше я наблюдаю то, что произошло и происходит в России, тем сильнее убеждаюсь в том, что русский коммунизм был для русских случайным подарком истории. Они его не сумели уберечь. Прошляпили, как говорится. Если русские уцелеют и если случится такое, что им доведется вновь жить при коммунизме, то последний придет к ним извне.

– Откуда? Из Китая?

– Нет. Скорее всего, с Запада. Но это маловероятно. Этот разговор с Критиком был последним. Он заболел. Его отвезли в больницу далеко на окраине города. Посетителей к нему не допускали»...

А.А. Зиновьев

Источник: radmirkilmatov.livejournal.com