Резиновый бизнес: экономический бум или экологический крах

Продажи автомобилей растут по всему миру, и повышенный спрос на шины резко меняет привычные пейзажи Юго-Восточной Азии. Все новые плантации каучуковых деревьев обеспечивают работой множество людей – и могут привести к экологической катастрофе.

Еще совсем недавно шансы на то, что Пийавот Ануракбранпот (друзья зовут его Чин) обзаведется дорогой машиной в столь молодом возрасте, были близки к нулю: у жителей таких глухих деревушек, как Танг-На-Ной, на это не было денег. Но в последнее время семья Чина и его соседи стали куда состоятельнее.

Источник богатства следует искать на холмах у него за спиной. Десять лет назад они были покрыты густым тропическим лесом — непроходимой чащей, характерной для здешних мест. Но сейчас склоны вырублены, выкошены и засажены гевеей бразильской — каучуковым деревом. Каждую ночь Чин со своей семьей, как и десятки тысяч других жителей Юго-Восточной Азии, отправляется на плантации и цедит из этих деревьев сок — примерно так же добывают кленовый сироп или березовый сок. Густой белый латекс медленно капает в ведра. Когда жидкость застывает, эти сгустки расплющивают в листы и отправляют на фабрики, где из них делают резиновые уплотнительные кольца, приводные ремни, прокладки, изоляцию и шины — очень-очень много шин. Около трех четвертей добываемого в мире каучука идет на их изготовление — шины нужны для легковых автомобилей, грузовиков, самолетов.

Полтора с лишним века резина играет огромную, пусть и не всегда заметную, роль в экономике — и в экологии. Вы собираетесь устроить промышленную революцию? Тогда вам нужны три вида сырья: железо, чтобы делать машины, топливо, чтобы приводить их в движение, и резина, чтобы соединять между собой и защищать все движущиеся части этих машин, обеспечивать сцепление с дорогой. Попробуйте поездить на автомобиле без приводного ремня или шланга радиатора: кончится это плохо — и очень быстро. Хотите пустить охлаждающую жидкость вокруг двигателя по твердой металлической трубе вместо гибкого резинового шланга? От вибрации она развалится на части.

Более 40 процентов производимой в мире резины получают из древесины, в основном — из гевеи бразильской. Искусственная резина, как правило, дешевле каучука, но при этом она менее прочная, гибкая и неустойчивая к вибрации. Для производства предметов, которые ни в коем случае не должны подвести — от презервативов и хирургических перчаток до авиашин, — используют резину природного происхождения. Каучуковые деревья сегодня выращивают почти исключительно в Юго-Восточной Азии: в регионе не только подходящий климат, но и развитая инфраструктура. Спрос на шины продолжает расти независимо от взлетов и падений мировой экономики, и это породило в ЮВА что-то вроде золотой лихорадки. Миллионам людей, живущих в этом далеко не самом богатом краю, резиновый бум не только принес материальный достаток — он положил конец изолированности. Сегодня здешние плантации, некогда затерянные в глуши, соединены отличными дорогами с северным Китаем, где расположены шинные производства.

Рабочие наливают сырой латекс в резервуары для обработки в национальном заповеднике Набаньхэ (провинция Сишуанбаньна), инновационном парке, где пытаются одновременно и охранять лес, и заниматься каучуковым промыслом.

Это с одной стороны. С другой — легионы таких, как Чин, положили начало одной из самых больших и быстрых экологических трансформаций в истории человечества. В Китае, Вьетнаме, Таиланде, Камбодже и Мьянме сводят леса и засаживают освободившуюся землю бесконечными рядами каучуковых деревьев. В результате одна из самых богатых экосистем мира заменяется экосистемой монокультурной. Это несет потенциальную угрозу экологическим механизмам региона, где проживают десятки миллионов человек.

Монокультуры чрезвычайно продуктивны — и, к сожалению, столь же уязвимы. В этом убедился в свое время Генри Форд. Знаменитый промышленник, владевший железными рудниками и угольными шахтами, строил собственные электростанции, заготавливал лес в принадлежавших ему угодьях. В его индустриальном комплексе Ривер-Руж в Мичигане были собственный порт, сталелитейный завод и внутренняя железнодорожная сеть протяженностью свыше 150 километров. В Ривер-Руж производились все материалы, необходимые для изготовления автомобилей, за исключением лишь одного — резины. В 1927 году Форд приобрел в бассейне Амазонки, на родине каучукового дерева, участок земли площадью около 10,4 тысячи квадратных километров.

Амазонские индейцы веками делали из каучука непромокаемую одежду и сапоги. В начале XIX века североамериканцы уже покупали у них ценное сырье для производства собственных сапог и плащей. Однако эти резиновые изделия таяли в летнюю жару и теряли гибкость при холодной погоде. Годными для широкого использования они стали лишь в 1840-е, когда американский изобретатель Чарльз Гудиер нашел способ делать каучук прочным — путем вулканизации. Когда стало ясно, что из любопытной диковинки резина превратилась в ценный товар, бразильские предприниматели устремились в леса Амазонки на поиски каучуковых деревьев.

Города, возникшие в результате резинового бума, росли как грибы после дождя. Самым известным из них стал Манаус: в этом городе, окруженном бескрайней сельвой, резиновые короли возводили огромные роскошные особняки, осыпали любовниц бриллиантами, золотом и даже построили богато украшенный оперный театр из итальянского мрамора. Но Европа и Северная Америка не хотели зависеть от товара, поставки которого контролировало совершенно не подвластное им государство. Администрация лондонских Королевских ботанических садов Кью озаботилась поиском того человека, который смог бы за вознаграждение доставить семена каучукового дерева с берегов Амазонки.

Здесь в нашей истории появляется некто Генри Александр Уикэм, которого в Бразилии ненавидят до сих пор. Он собрал более полутонны семян каучукового дерева и морем отправил в Лондон. Часть груза по разным причинам оказалась непригодна для использования, но побеги, выросшие из уцелевших семян, были доставлены в британские, французские и голландские колонии в Азии. Будущие резиновые короли рассыпались по экваториальным лесам с топорами и пылающими факелами в руках. В 1910 году в Азии росло уже более 50 миллионов южноамериканских деревьев. На следующий год азиатская резина наводнила рынок, и цены на бразильский товар стремительно упали. К ужасу и негодованию бразильцев, их сверхприбыльная каучуковая индустрия рухнула.

В последующие десятилетия Юго-Восточная Азия превратилась во всемирный центр производства резины, а каучуковые деревья заполонили большую часть Малайзии и Индонезии, а также южный Таиланд, Вьетнам, территорию нынешних Камбоджи и Мьянмы. Генри Форд тоже категорически не хотел зависеть от азиатской резины и решил обзавестись собственной. Он приобрел земельный участок, и тысячи рабочих вырубили из дождевого леса внушительный город в стиле американского Среднего Запада.

 

Солнечные лучи отражаются в окнах заброшенной электростанции в Фордландии на реке Тапахис, в нижней части Амазонки. Фордландия, построенная Генри Фордом в 1930-е, должна была стать крупнейшей в мире каучуковой плантацией.

На самая серьезная ошибка была в другом: прежде чем высаживать гевеи, следовало посоветоваться с ботаниками. Сделай Форд это – узнал бы, что местная почва для каучуконосов не подходит. А если они растут большими группами, то становятся для грибка Microcyclus ulei. На фотографии вверху – зараженный лист.

Но отец автомобилестроения потерпел фиаско. Он требовал, чтобы его рабочие-бразильцы жили рядом с плантацией в типичных американских домах, ели американскую овсянку, белый хлеб и консервированные персики, а в свободное время танцевали американские танцы, отчего люди чувствовали себя оторванными от привычной жизни.

Форд продал свою землю по дешевке в 1945 году. Сегодня семья Рока, потомки рабочих Форда, живет в дома, построенном когда-то для управляющих из США.

На самая серьезная ошибка была в другом: прежде чем высаживать гевеи, следовало посоветоваться с ботаниками. Сделай Форд это – узнал бы, что местная почва для каучуконосов не подходит. А если они растут большими группами, то становятся для грибка Microcyclus ulei. На фотографии вверху – зараженный лист.

Это был типичный американский город с одноэтажными домами, баптистскими церквами и главной улицей, где располагались пекарни, рестораны, ателье, обувные мастерские и кинотеатры. В общей сложности отец автомобилестроения потратил на устройство Фордландии около 20 миллионов долларов — почти 300 миллионов в сегодняшних ценах. А вот затея Форда с посадками потерпела крах. Плантацию, по площади соизмеримую с половиной штата Нью-Джерси, разбили, не посоветовавшись с теми, кто хоть что-то знал про гевею бразильскую. Во-первых, выкупленная земля просто не подходила для крупномасштабной культивации каучуковых деревьев: почва там была песчаная, что делало естественную ирригацию возможной только в сезон дождей. Во-вторых, привлеки Форд к проекту хоть одного ботаника, тот рассказал бы, что каучуковые деревья не случайно никогда не растут в дикой природе «толпами». Дело в том, что они совершенно беззащитны перед грибком Microcyclus ulei. Гевеи для этого грибка — то же самое, что капустный лист для гусеницы — любимая еда. Грибок проделывает туннели в листьях и высасывает питательные вещества, пока лист не отвалится. Когда отрастают новые листья, грибок снова их атакует, и деревья постепенно слабеют, пускают чахлые побеги, а то и вовсе умирают. В дикой природе спорам Microcyclus ulei не так легко распространяться от одного дерева к другому, поскольку в лесу гевеи отстоят друг от друга на приличное расстояние. На плантации же деревья растут скученно — грибку тут полное раздолье. Выходит, создавая свою каучуковую ферму, Форд потратил бешеные деньги всего лишь на создание громадного инкубатора для грибка.

В 1935 году неизбежное, увы, случилось. Каучуковые деревья Фордландии лишились листьев за месяц: экологический катаклизм, экономический крах. Еще через десять лет, в 1945-м, Форд тихо продал землю по дешевке. За семь десятилетий, прошедших с тех пор, все попытки создать подобные плантации в Центральной и Южной Америке заканчивались провалом: грибок всегда побеждал.

Въезжая в окраинные кварталы таиландского округа Со-Пхисай, замечаешь, что здесь пахнет, как в маникюрном салоне. Этот запах исходит от муравьиной кислоты, которая используется для сгущения латекса, добытого из каучуковых деревьев. Почти на каждом здании — новые крыши со спутниковыми тарелками: запах муравьиной кислоты — это еще и запах денег.

Многие жители Со-Пхисай хотели бы оказаться на месте Соммаи Каюмани. В 1992 году этот сын бедняков взял кредит, чтобы посадить первые в городе гевеи. В то время, рассказал мне Соммаи, все в Со-Пхисай выращивали маниоку и из-за строгих местных законов едва сводили концы с концами. Молодым людям, желавшим найти хорошую работу, приходилось переезжать в Бангкок. На кредитные деньги Каюмани посадил на трех гектарах около полутора тысяч деревьев и убедил еще три соседние семьи принять участие в затее, пообещав, что люди, которые будут разводить каучуконосы, станут миллионерами. (По его словам, большинство из них сегодня уже близки к этому.)

Каюмани показал мне бухгалтерские счета своей компании. Если представить эти цифры в виде диаграммы, она точь-в-точь походила бы на график роста мировых автопродаж: все выше и выше — порой с небольшими колебаниями. Каюмани неуклонно богател, и в конце концов обзавелся новым домом, великолепным внедорожником и электронными супергаджетами, от которых в восторге его дети. Он стал советником по сельскому хозяйству своего района, где 90 процентов крестьян выращивают Нгевею бразильскую. У него самого сейчас около 75 тысяч деревьев. Его питомник продает миллион саженцев в год. Вокруг Со-Пхисай, сказал мне Соммаи, еще есть леса, готовые превратиться в шины.

Каюмани смог приобрести дом и машину благодаря… китайским ученым. Когда каучуконосы впервые попали в Юго-Восточную Азию, они могли расти только в теплых и влажных экваториальных лесах на территории нынешней Индонезии, Малайзии и в самых южных областях Таиланда, Вьетнама, современных Камбоджи и Мьянмы — то есть в тех местах, где климат был таким же, как на их родине, в бассейне Амазонки. Во время Корейской войны 50-х годов прошлого века Соединенные Штаты наложили на Китай резиновое эмбарго. В ответ разъяренные китайцы вывели сорта каучуковых деревьев, которые были способны выжить в относительно прохладном округе Сишуанбаньна в провинции Юньнань, на границе с Лаосом и Мьянмой.

Сишуанбаньна занимает всего 0,2 процента территории Китая, однако с точки зрения флоры и фауны округ вполне репрезентативен: тут встречаются 16 процентов представленных в Китае растений, 22 процента животных и 36 процентов птиц. Все они теперь оказались под угрозой из-за распространения каучуковых деревьев. Вооруженные новыми, холодоустойчивыми сортами, китайцы основали здесь плантации, курируемые государством. Позже крестьяне засадили каучуконосами большую часть оставшихся земель. Сегодня, стоя на вершине какого-нибудь холма в Сишуанбаньна, вы не увидите вокруг ничего, кроме гевей. И это неудивительно: на одну шину требуется потратить латекс, добытый из четырех деревьев за месяц. Округ Сишуанбаньна, мягко говоря, недостаточно велик, чтобы удовлетворить азиатский спрос.

Садящиеся самолеты оставляют следы шин на взлетно-посадочной полосе международного аэропорта Нашвилла. Поскольку авиационные шины ни в коем случае не должны подвести, их обычно делают из резины естественного происхождения, которая крепче, обладает большей гибкостью и более устойчива к вибрации, чем синтетическая.

Благодаря государственным программам, принятия которых добились китайские корпорации, плантации каучуковых деревьев расползлись по Лаосу, Мьянме, Таиланду и Вьетнаму, ради чего были полностью сведены огромные пространства дикого леса. Мировое производство резины естественного происхождения подскочило с 4 миллионов тонн в 1983 году до нынешних 12 миллионов. Чтобы обеспечить этот прирост, земледельцы Юго-Восточной Азии расчистили около 46,6 тысячи квадратных километров леса. И это без учета леса, вырубленного под строительство пунктов переработки и домов для работников, а также дорог, ведущих к новым плантациям. Рост производства в сочетании со снижением спроса в последние несколько лет привел к падению цен на резину, и неизвестно, прекратится ли оно. Но пока резиновый бум продолжается, случайный гость вроде меня, разъезжая ночью по северному Лаосу, непременно увидит пожары на склонах холмов — это крестьяне выжигают участки леса для новых посадок. Тайские мальчишки разъезжают на мотоциклах, стонущих под грузом полудюжины пластиковых мешков для мусора, наполненных сгустками латекса домашнего производства. Целые деревни просыпаются в два часа ночи, чтобы идти на плантации: латекс лучше всего течет перед рассветом.

Экологическая опасность, которую несет резиновый бум, не ограничивается утратой биологического разнообразия. Все деревья, растущие на новых плантациях, — потомки тех, что выросли из семян, привезенных Генри Уикэмом, поэтому они тоже беззащитны перед южноамериканским грибком Microcyclus ulei. Уже в 1980-е ученые предупреждали, что одной-единственной споры, случайно попавшей в Азию, будет достаточно, чтобы автомобильный бум резко затормозил, а то и вовсе остановился. «Вероятность экономической катастрофы увеличивается с каждым межконтинентальным рейсом в Юго-Восточную Азию», — предупредили в 2012 году исследователи из Флоридского университета A& M.

Годом раньше Организация ООН по вопросам продовольствия и сельского хозяйства опубликовала доклад, в котором содержалась рекомендация подвергать обследованию всех направляющихся в Юго-Восточную Азию пассажиров, которые в предыдущие три недели побывали в зоне распространения Microcyclus ulei. Но ничего подобного и в помине не было. И хотя бразильские ученые обнаружили и начали испытывать сорта устойчивых к грибку каучуковых деревьев, в Азии не было запущено ни одной программы по разведению этих сортов.

Впрочем, южноазиатские экологи пока не обращают особого внимания на эту угрозу — они сосредоточены на более неотложных вопросах. Сборщики латекса, работающие по ночам, боятся наткнуться в темноте на змею и выливают на холмы литры гербицидов, чтобы уничтожить травяной покров, в котором прячутся змеи. Виды, которые питаются уничтожаемой флорой, тоже постепенно вымирают, нанося еще один удар по биологическому разнообразию. А оголенная почва подвергается дождевой эрозии. Но самая серьезная экологическая угроза, возможно, состоит в том, что каучуковые деревья потребляют в процессе выработки латекса очень много воды. Производить шины — то же самое, что выкачивать из холмов грунтовые воды и вывозить их на экспорт в цистернах. В результате, источники и реки на холмах пересыхают. В ответ на призыв обратить внимание на эту проблему представители резиновой промышленности посоветовали покупать воду в пластиковых бутылках.

Вскоре плантации каучуковых деревьев покроют всю Юго-Восточную Азию. Как-то туманным днем я отправился на машине в национальный заповедник Набаньхэ, расположенный в Сишуанбаньна. Вместе со мной были Лю Фен, научный руководитель заповедника, и Герхард Лангенбергер, агроэколог из Университета Гогенхайма (Германия). За окном мелькали то плантации, то дикий лес. В заповедник мы поехали потому, что, по мнению Лю и Лангенбергера, здесь ищут возможности сосуществования каучуковых плантаций и естественной экосистемы.

На территории заповедника Набаньхэ площадью 260 квадратных километров расположены 33 деревеньки, в которых проживают в общей сложности 6 тысяч человек. Территория разделена на три зоны. Во внутренней любая деятельность запрещена. Ее окружает охранная зона, где людям разрешено селиться, но природными ресурсами они могут пользоваться ограниченно. А дальше идет экспериментальная зона, где люди могут заниматься сельским хозяйством — то есть сажать каучуковые деревья и собирать их сок.

Поддерживать этот баланс нелегко, говорит Лю. В тот день мы видели, как крестьяне выкорчевывают незаконно посаженные каучуковые деревья. На правонарушителей донесли соседи; за процессом наблюдали представители экологической полиции. Позже мы встретили нескольких полицейских, и один из них сказал мне, что нарушители были наказаны не строго — он просто хотел, чтобы они не забывали правила.

«Я не виню крестьян, — вздохнул Лангенбергер. — Они так долго жили в нищете. Теперь у них есть растение, которое позволяет им безбедно существовать. Ученые не могут приказать им перестать выращивать каучуковые деревья».

Логика охраны природы заключается в том, чтобы запретить любую деятельность человека во имя спасения дождевого леса, жизненно важного для экологического баланса; логика промышленности велит засадить все, до последнего клочка земли, каучуконосами. Лангенбергер надеется, что удастся достичь равновесия, которое устроит всех. Такого, как в заповеднике Набаньхэ, где предпринята скромная попытка наладить дела в крошечном уголке нашего огромного мира. Мира, в котором все очень тесно взаимосвязано.

Источник: nat-geo.ru