Мировая верхушка наносит ответный удар. Что скрывает глобализация

Глобализация – вот что резко и качественно отличает конец ХХ столетия от его начала. Самому слову «глобальный» – около четырехсот лет, однако как научный термин «глобализация» впервые был употреблен в 1983 году Робертсоном (позднее он стал пользоваться более точным термином «глокализация», однако закрепился – и не случайно – первый). В 1985 году появилась первая концепция глобализации, а в 1987 году – первая монография, посвященная этому явлению.

В течение следующих тринадцати лет по глобализации были написаны горы литературы, бОльшая часть которой представляет собой если не мусор, то уж точно информационный шум, отчасти стихийный, отчасти искусственно и целенаправленно создаваемый в целях манипуляции общественным сознанием, которая ныне приобрела глобальный характер и главная задача которой скрыть реальное социальное содержание процесса, именуемого глобализацией, и стоящие за ним интересы.

Существуют десятки определений «глобализации», причем подавляющее большинство сконструировано либо с нарушением логики содержательного определения, либо так, что фиксируются форма и следствия.

Определения первого рода демонстрирует известнейший современный специалист по глобализации М.Кастельс, которого, несмотря на то, что его работы не носят теоретического характера, почему-то называют «Адамом Смитом и Карлом Марксом в одном лице». Он предваряет свой очень интересный, хотя и компилятивный трехтомник «Информационная эпоха» следующим определением глобализации. Это:

• революция в области информационных технологий;
• кризис капитализма и «реального социализма»;
• подъем новых социальных движений.

Мало того, что в одном дефиниционном ряду в качестве равнопорядковых оказались причины и следствия, здесь еще и совершена грубейшая логическая ошибка: подмена определения сути набором внешних признаков («заяц – это его уши, лапы, хвост и т.д.»).

Определение второго рода мы находим у автора целого ряда работ по глобализации Уотерса: глобализация – это социальный процесс, в котором географические ограничения социального и культурного развития слабеют и люди понимают, что они слабеют.

А если не понимают – то это не глобализация? Всего лишь слабеют, т.е. претерпевают количественное изменение? Не качественное? Я уже не говорю о том, что определение должно фиксировать содержание явления, его главную характеристику и, желательно, причины возникновения в снятом виде. Поэтому мне значительно больше нравится пусть метафоричное, но более точное определение глобализации З.Бауманом: великая борьба за мир без границ, по окончании которой капитал получил невиданную свободу от социальных, политических и культурных ограничений.

Здесь очень важны ключевые слова-указатели, фиксирующие социальное содержание, суть процесса (конфликт), выигравших (капитал) и, соответственно, проигравших. Мне в этом определении не хватает указания, хотя бы намека, на причины общепроизводственного характера, что позволило бы более точно определить глобализацию не столько как количественный процесс борьбы за мир без границ, сколько как качественный результат этого процесса.

Я предпочитаю определять глобализацию как такой процесс производства и обмена, в котором, благодаря господству информационных факторов над вещественными, капитал превращающийся в электронный сигнал, т.е. сжимающийся в (пространственно-)временную «точку», освобождается практически от всех сколько-нибудь значимых ограничений локального и государственного уровня и потому превращает любое пространство, в котором оперирует, в глобальное.

По сути именно это освобождение как результатопроцесс и есть глобализация, т.е. возможность капитала благодаря дематериализации находиться одновременно во многих точках – и нигде, как злой дух из «Шах-Намэ» Фирдоуси: «Я здесь и не здесь». «Пространство» глобализации – это, строго говоря, не площадь планеты, не двумерность, а совокупность одномерностей, точек «заземления» капитала в виде собственности, власти и информации и связи между этими точками в реальном и виртуальном пространстве, оставляющие навечно в социальном и информационном офсайде все и всех, что находится вне точек и их «точечного мира».

Глобализация – это пуантилистский мир, точки которого связаны между собой огромной нематериальной («виртуальной») паутиной. Весьма символично, что термин «виртуальная реальность» появился в том же 1983 году, что и «глобализация».

Итак, «пространство» глобализации – это пространство, сжатое в точку или совокупность точечных миров. Но и время глобализации тоже есть время, сжатое во временнУю точку, в некий хроноквант. Резкое ускорение темпа жизни (до такой степени, что П.Вирилио предложил новую науку – дромологию, посвященную изучению скорости и ускорению времени) дробит цельное время на фрагменты. Это соответствует и фрагментарному характеру информации. Дробно-фрагментарным, точечным является время СМИ, ТВ, управления (менеджмента) большинством современных видов производства.

В результате ориентации на момент, как пишет Х.Т.Эриксен, один момент деятельности и жизни поглощается другим, чтобы тут же быть поглощенным следующим и т.д.; причинные связи в восприятии ломаются, вместо них – простая последовательность и превращение человека в функцию момента, точки во времени. Эдакий хронопуантилистский мир. Как следствие, мы получаем совокупность пульсирующих временных точек, а не линию из множества точек, устраняющую одномерность, точечность в «двумерности».

Таким образом, и пространство и время глобализируемого мира носят одномерный, пуантилизированный характер, а весь этот мир, по меткому выражению того же Эриксена, превращается в огромный «Леголенд» со всеми, добавляю я, вытекающими из этого социальными последствиями.

Главное из них – резкое качественное усиление позиций глобальной верхушки («глобалы» – З.Бауман, «космократия» – Д.Дюкло, «глобократии» – А.Фурсов) по отношению к массе остального населения, усиление невиданное в истории, поскольку мировые верхи, став глобальными, оперируют и существуют в пространстве, принципиально недоступном низам и средним слоям (которые постепенно вливаются в низы), а часто и невидимом ими.

В этом плане глобализация есть социальная, а точнее гражданская «холодная» война особого рода, в которой цели достигаются главным образом внешне мирными, невоенными средствами (информационное, психологическое воздействие, манипуляция с помощью СМИ, «медийных интеллектуалов», квазинауки и т.п.). О глобализации самой по себе мы еще поговорим, здесь же лишь отметим несовпадение, асимметрию начал и концов века: триумф пространства, двумерности в начале и – времени, одномерности (точечности) в конце; соответственно, подъем, восстания, революции низов в начале века и подъем, революция (или контрреволюция) верхов в конце.

Тенденция к ускорению времени и «сжатию» пространства, которая, сделав качественный скачок, приведет в конце века к победе времени над пространством (в виде глобализации), вполне была очевидна уже в начале века, уже в зазоре между началом исторического ХХ века и календарного. Эта тенденция, пронизывающая буквально все – производство, быт, досуг, – реализуется двояко.

Во-первых, «сжимается» пространство. С одной стороны, становится все меньше белых пятен. В 1909 году Р.Пири достигает Северного Полюса; примерно в то же время в Северном Ледовитом океане и на его островах много и активно работают русские исследователи. В 1912 году Амундсен и Скотт достигают Южного Полюса. С другой стороны, за счет развития технических средств – транспорта и коммуникации – люди значительно быстрее преодолевают расстояния. В 1902 году появляется первый мотороллер. В 1903 году – первый мотоцикл с бензиновым двигателем внутреннего сгорания; в 1904 году начинается производство автомобилей «роллс-ройс».

В 1908 году организован автопробег Нью-Йорк – Париж (через Владивосток), он занял всего лишь 169 дней. В 1901 году Маркони испытывает радиотелеграф, а в 1903 году принимает радиосигналы через Атлантику из Англии; примерно в то же время наш Попов активно работает в аналогичном направлении.

Во-вторых, резко ускоряются время, темп производства, ритм повседневной жизни. В 1913 г. на заводах Форда появляется конвейер. Впрочем, люди не только работают, но и живут быстрее, а поэтому в 1901 г. появляются быстрорастворимый кофе и безопасная бритва «Жилет», превратившая бритье из длительного и размеренного мужского ритуала (правка опасной бритвы, аккуратные движения – кто пробовал, тот знает) в относительно быстрый акт. В 1904 г. – еще новшество: пакетики с чаем для быстрой заварки; 1906 г. – массовая продажа термосов; 1907 г. – электрическая стиральная машина. В 1908 г. появился (в Англии) «быстрый магазин» – универсам, организованный (американцем) Селфриджем; в том же году в быт вошли одноразовый стаканчик, электрический утюг и домашний пылесос, в 1910 г. – кофеварка А.Конома и электропосудомоечная машина (усовершенствованный вариант – в 1916 г.) В 1912 г. начала работать первая фабрика по производству консервов. Жизнь ускоряется, и современники фиксируют это:

«Изменился и сам ритм жизни. Год – чего только не случалось теперь на протяжении одного года! Одно изобретение, открытие сменялось другим, тут же становившемся в свою очередь всеобщим достоянием», – писал С.Цвейг о начале XX в.

Вообще, даже в повседневных «мелочах» в быту мы обязаны «входу» в ХХ в. значительно большим, чем привыкли думать. Кукурузные хлопья и мороженое в вафельном стаканчике, целлофан и бытовая электролампа, наручные часы для женщин, внутриматочная спираль (1905), бюстгальтер (1914 г., придумала М.Джейкоб), граммофонная пластинка, цветные фотографии (1912), мультипликационные фильмы; с 1907 г. начинается массовая продажа игрушечного конструктора Ф.Хорнби (изобретенного в 1900 г.), а в 1913 г. появляется первый небоскреб (в США) – «Woolworth Building».

Все это из первых семнадцати лет календарного ХХ в. Оттуда же сигареты «Кэмел » (1913), слово «ген» (1909), слово «джаз» (1913 г.; в 1915 г. джазовым назовет себя оркестр Брауна), мода на блюз (1914 г. – «Сент Луи Блюз» У.Хэнди), плавленый сыр (1915); противогаз и парашют, первая киностудия Голливуда (1912), игровое кино, прежде всего, комедии – фильмы с Мак Сеннетом, Максом Линдером и Чарли Чаплином с его «избыточным физиологизмом» (С.Добротворский); первая регулярная кинохроника текущих событий (Франция – «Pathe Gazette»), первые комиксы, бум «желтой прессы».

Ну а про автобум и говорить нечего. В 1908 г. Форд ставит на поток автомобиль «форд–Т» (с 1913 г. его будут производить на сборном конвейере). Авто становятся все более удобными: в 1905 г. у них появляется безопасное переднее стекло, в 1906 г. – зеркало заднего вида, в 1908 г. – «дворники» (ручные; в 1921 г. их сменят «дворники» на вакуумном приводе). Начинается производство первых «роллс-ройсов».

В самом начале века появились первые ростки потребительства как стиля жизни («консьюмеризм»). Вместе с ним «пришли» реклама, рекламные каталоги.

Один из главных процессов ХХ в. – дерурализация. Сельское население миллионами уходит в город (в деревне невозможно прокормиться, утрачена земля, в результате чего во многих местах аграрное общество сохраняется, но становится посткрестьянским). Далеко не все «приземлившиеся» в городе становятся горожанами в производственном и социокультурном плане (поэтому дерурализация шире и урбанизации, и пролетаризации), тем не менее мир ХХ в. завершается как мир городов со всеми политическими последствиями.

Прав Э.Хобсбоум, который считает, что если в течение трех первых четвертей ХХ в. победы в революциях приходили чаще всего из деревни или в связке «деревня – город», то в последней четверти ХХ в. только победа в городах и установление контроля в них и над ними гарантируют победу революции (и – добавлю я – контрреволюции). Мир ХХ в. финиширует как Pax Urbana, и это представляет собой логическое развитие одной из главных тенденций ХIX в., нарастание некоего количества, которое во второй половине XX в. перешло в качество, и лик этого качества часто столь ужасен, что задаешься вопросом: человеческое ли это? К сожалению, «человеческое, слишком человеческое».

Еще в одном отношении ХХ век продолжил XIX, выйдя, однако, на качественно иной уровень. М.О.Меньшиков назвал это «богоотступничеством белой расы» в XIX в., ее все большим впадением в скептицизм и нигилизм. ХХ век стал временем расцвета крайнего морального релятивизма. В XIX в., как заметил М.Харрингтон, Ницше и Достоевский задавались вопросом: может ли общество выжить, если уверует в ложную теорию; ХХ век поставил намного более страшный вопрос: может ли выжить общество, которое не верит ни во что, поскольку все относительно?

Похоже, вера во что-либо в ХХ в. заменена Массовым Хлебом (потребление) и Массовым Зрелищем (развлечения). И именно на это направлено массовое производство, на то, чтобы заставить людей потреблять как можно больше. Жить, чтобы потреблять, а не потреблять, чтобы жить – вот девиз «общества потребления», сложившегося в ХХ в. в ядре капсистемы. Жить, чтобы голодать и страдать – вот «девиз» огромной периферии капсистемы, девиз, многократно и почти безнадежно усиленный глобализацией.

Потребление, т.е. расширение рынка, должно стимулировать расширение производства, которое обеспечивает увеличение нормы прибыли (или удерживает ее), т.е. главную задачу капитализма как системы – бесконечное накопление. Таким образом, «общество потребления» («золотой миллиард»), возникшее в ХХ в. в ядре капсистемы, – это общество проедания биосферы, состояние которой в 2000 гг. много хуже, чем в 1901 г. И это тоже такой итог ХХ в., в котором начала и концы не сходятся.