Тимофей Ильевский: «У нас была идея построить серьезную театральную пирамиду, но сейчас все рухнуло»

Тимофей Ильевский: «У нас была идея построить серьезную театральную пирамиду, но сейчас все рухнуло»

Режиссер Брестского театра драмы о постановке спектаклей в экстремальных условиях, открытии в городе специальности «актерское искусство», реконструкции театра и знаковых постановках.

- Вы в штате с 2001 года, но ставили спектакли на сцене Брестского театра драмы и раньше. Как это получилось?

- Наш директор Александр Козак иногда бывает интересным авантюристом. Наверное, я не знаю другого директора, который решился бы режиссера из любительского театра (народный театр-студия «Раёк» - прим. авт.) без опыта работы в театре профессиональном вдруг позвать на постановку новогодней феерии «Щелкунчик», где были задействованы симфонический оркестр, учащиеся хореографической школы, профессиональные актеры. Плюс куча детей из «Райка». В итоге на сцене было человек 150.

Это было крепко до моего прихода в театр, в 1996 году. И на удивление работа состоялась. То ли все было сделано с перепугу, то ли потому что такие силы задействовали. Времени было мало. К тому же в театре случилась авария - отопление вырубилось. Его не было и во время репетиционного процесса, и когда мы играли. Зрители сидели в шубах и пальто. В гримерках вода застывала в стаканах. У трубачей слюни замерзали в трубах. Они играли по три спектакля подряд, и если оставляли инструмент на сцене, то не могли его продудеть. После этого, наверное, Козак понял, что в экстремальной ситуации мы можем выкрутиться. Потом он совершил еще более интересный ход. Он предложил мне почитать пьесу Сергея Ковалева «Трышчан ды Іжота», это белорусский драматургический вариант средневековой повести. И мы летом репетировали с Люсей Рябой, Леной Егоровой, Виктором Михайловым и Сергеей Петкевичем эту историю. Тяжело она шла. Но Козак решил поставить. Так я, не работая в театре и фактически не являясь профессиональным режиссером, создал спектакль «Карнаваль! - Што за дзіўная назва?», который директор поставил в программу серьезного международного театрального фестиваля «Белая Вежа». Согласитесь, это рискованный ход.

Может быть, каких-то лавров мы не собрали, но и не подвели театр. Актеры молодцы, собрались. Потом, через энное количество лет Сергей Петкевич мне сказала: «Знаешь, Тимофей Зиновьич, а ведь хороший был спектакль».

В 2000 году в Брестском государственном музыкальном колледже имени Г.Ширмы была открыта специальность «актерское искусство», и я начал там преподавать. Получатся, это было еще до того, как я пришел в театр. В штат меня взяли в следующем году, и я поставил «Обыкновенное чудо» по Шварцу.

- Почему возникла необходимость в театральном отделении?

- Была развалена советская система подготовки кадров, и приток профессиональных актеров в театр прекратился. В Бресте мы сделали театральное отделение первыми. Потом такие же открылись в Гродно, Витебске и Могилеве. Сейчас, к сожалению, наборы на театральное отделение нашего колледжа приостановлены. Но мы все-таки надеемся на возрождение. В других городах они всё еще работают.

У нас была идея построить серьезную театральную пирамиду. Внизу шли классы средней школы №12 с театральным уклоном. Дальше - театр-студия «Раёк», где дети занимались по театральным дисциплинам, участвовали в спектаклях. Дальше - колледж, где они получали среднее образование. Потом они приходили бы в штат драматического театра и, если хотели, доучивались на заочном отделении в Белорусской академии искусств или Белорусском институте культуры, получали педагогическую квалификацию и возвращались в театральные классы в качестве преподавателей. Вот такая преемственность. И она вроде бы выстраивались, но сейчас все рухнуло.

Сначала в средней школе отменили профильные классы, все перевели на факультативы. А факультативы - вещь необязательная, хочешь - ходи, не хочешь - не ходи. Соответственно, театральные классы приказали долго жить. Комплекс негативных причин привел к тому, что народный театр «Раёк», на мой взгляд, не соответствует в настоящий момент своему званию.

В Бресте в настоящее время почти нет серьезных любительских коллективов, где может заниматься подросток. Есть те, кто старательно ищет свой путь. Но это сложно сравнить с временами, когда театр-студия «Раёк» вывешивал годовую афишу, и там было 6 названий: Бернард Шоу, Морис Метерлинк, Уильям Шекспир, Федерико Гарсиа Лорка, Фридрих Дюррематт, Редьярд Киплинг. И это были полноценные спектакли по 2-3 часа.

На фото: репетиция отрывков "Грозы" Островского с первокурсниками колледжа

- Кто пришел учиться актерскому искусству в первом наборе?

- Богдан Хомик, Ольга Климук - они остались в театре. На куклах учились Андрей Полянский, Роман Пархач, сейчас они работают в Брестском театре кукол. Это был трудный, тяжелый курс. Мы не знали, как работать. Но все же я считаю, что это был хороший период. Со временем отделение кукол свернули, а драматическое осталось.

На драму был очень высокий конкурс - 8 человек на место. Было это на втором наборе, откуда мы взяли 6 человек в театр - Иру Пашечко, Янину Малинчик, Колю Есина, Игоря Вепшковского, Володю Жука и Сашу Красносельских.

Учащиеся занимались на базе театра, и потихоньку мы вводили их в спектакли. Это давало нам возможность понять, будет ли человек не только хорошим актером, но и хорошим работником, будет ли он надежным, ответственным. Худсовет пристально рассматривал каждую кандидатуру, и, я полагаю, мы почти не ошибались. Конечно, не все остались. Кто-то понял, что театр - это не его, кто-то уехал. Но костяк сформировался, почти с каждого курса остались люди. Если бы не театральное отделение в Бресте, трудно сказать, что бы получилось.

Я думаю, что если мы не возобновим наборы, то скоро пожмем плоды ничегонеделанья. Потому что рано или поздно люди уходят, и театру нужна новая кровь.

На фото: репетиция отрывков "Грозы" Островского с первокурсниками колледжа

- Каким был репертуар театра в то время?

- Если говорить о качестве, то сложно сказать. Например, то, что видел в детстве, казалось верхом совершенства. Я помню, как в 1970-е приходил на спектакль «Энергичные люди» по пьесе Василия Шукшина. Играли Белоцерковский, Лисовский, Перепелица. Казалось, что это событие невероятное. Хотя, если бы сейчас посмотрел, как знает, понравилось бы. Все субъективно.

7 лет театр стоял на реконструкции. Новое здание открылось в 1995 году. Реконструкция была невероятно тяжелым периодом. У театра была небольшая конторка там, где сейчас стоит БелВЭБ-банк. Играли в основном на выездах. В Бресте - в ООКЦ, тогда это был Дом политпроса, и в зале на Наганова, 10, там был обком комсомола. Был еще маленький зальчик там же, где и конторка. Конечно, те актеры, которые помнили театр с бархатом и колоннами, страдали. Чехарда, мне кажется, была с главными режиссерами, все менялось, какие-то люди приезжали. Помню, «Лолиту» ставили, там молодой Виктор Михайлов играл. Это был конец 1980 - начало 1990-х.

В 1995 году, когда театр открыли после реконструкции, поставили «Женитьбу Фигаро» (режиссер В.Чхаидзе - прим. авт.). Сергей Петкевич играл Фигаро, Людмила Рябая - Сюзанну. Можно по-разному относиться к этому спектаклю. Критики его вроде не сильно жаловали, но труппе была нужна такая постановка, потому что после семилетнего путешествия по колхозам это было событием.

И зрители, соскучившиеся по зданию, приходили, смотрели на мрамор, зеркала, колонны, канделябры. Сейчас уже сложно сказать, чему они больше радовались - спектаклю или канделябрам. Театр был современный по дизайну по тем временам, в нем не осталось советской архаики с гербами и колосьями. В Могилеве или Гомеле по-другому.

У нас нейтральный театр. Нейтральная портальная рамка. Если вы заедете в Гомель, то увидите разницу. Попробуйте туда втиснуть конструктивистский спектакль, он там будет смотреться странно. Кажется, что там можно только Шиллера в костюмах играть.

Я не знаю, как относиться к тому периоду. Как говорил Виктор Лесин (главный художник театра в 1979-2009 гг. - прим. авт.), в театре всегда все идет то вверх, то вниз. Я застал уже три таких подъема и падения.

На фото: Спектакль "Преступление и наказание". Фото из архива БАДТ

- Когда, на ваш взгляд, были подъемы?

- Я думаю, что для театра самое главное - это большие серьезные работы, которые объединяют весь коллектив на результат. Например, «Ромео и Джульетта». В спектакле играли молодые артисты, студенты. Ольга Климук играла Джульетту, когда училась на втором курсе. Человек получил такой опыт, что по окончании колледжа она уже была профессиональной артисткой и имела право работать в театре. Богдан Хомик играл Ромео.

Спектакль был машиной, через которую проходили все новые и новые люди. В этой постановке существовало 26 артистов, и это держало труппу.

Я думаю, труппу держала такая работа, как «Преступление и наказание». Это была просто махина. Это был титанический труд художника, монтировщика, всей труппы, потому что артистов на сцене было много, человек 20. Такие работы поднимают самооценку в коллективе.

На фото: репетиция отрывков "Грозы" Островского с первокурсниками колледжа

- Каково было работать над «Ромео и Джульеттой»? У Ольги Климук ведь не было опыта.

- Для Джульетты не столько опыт нужен, сколько открытая душа, эмоциональность, психическая подвижность. Вообще считается, что Шекспира играть проще, чем Чехова. У Шекспира все события происходят на сцене, эмоции открытые. У Чехова многое остается за кадром, на вторых планах, в подтекстах. Потому Шекспира проще играть молодежи. А чтобы Чехова сыграть, нужен другой уровень профессионализма. Та же Оля Климук играла Ирину в спектакле «Три сестры», когда была на 10 лет старше.

Кстати, «Дядя Ваня» Альгирдаса Латенаса - знаковый спектакль для нашего театра. Мы его долго играли, и это было здорово. Это был прорыв для труппы, которая никогда не поднимала такого веса. Это был первый серьезный Чехов, серьезный режиссер, серьезное отношение к работе.

У Чехова нет событий на сцене. Все, что происходит, чаще происходит где-то. Актеры играют не события, а их последствия. Поэтому зачастую мы не можем понять, почему герои так себя ведут.

На фото: репетиция отрывков "Грозы" Островского с первокурсниками колледжа

- Почему вы решили поставить спектакль «Три сестры»?

- Изначально мы его делали в надежде, что будем играть на малой сцене как дипломный. Тогда его худсовет с треском разгромил. Декорации отложили, костюмы списали. Прошла куча лет, может быть, 5-7, прежде чем его решили ставить на большой сцене. Получилось, что это был спектакль памяти Виктора Лесина. Он умер, а спектакль сохранился, сохранились сделанные Лесиным декорации.

Но критики постановку разгромили, и по объективным причинам. Они увидели много цитат из литовского театра. Спектаклю не хватило целостности. Хотя такие вещи все равно нужно делать. Нужно тренировать актерскую психику на серьезном драматургическом материале. Спектакль сплотил часть труппы. Многие стали серьезнее относиться к своей работе. Были даже люди, которые собирались уходить из театра, но после «Трех сестер» решили остаться.

На фото: репетиция постановки "На дне". Фото из архива БАДТ

- Есть спектакли, которые вы считаете неудачными?

- Конечно. Есть вещи, за которые, можно сказать, стыдно, но просто в тот момент деваться было некуда - нужно было выпускать. Всего я поставил на брестской сцене 27 спектаклей. Не заладилось у нас со «Слугой двух господ». Мучительно давалось «На дне». Не считаю своей победой «Дорогую Памелу». Тут как сказать. Если бы это был совсем провал, то я бы все сделал, чтобы спектакль не выходил. Но иногда видишь, что актеры не тянут роли, что ты ошибся с распределением. Ну и что делать, разве они виноваты, если ошибся ты? Или актеры играют хорошо, а художник сплоховал. Ты понимаешь, что будет не шедевр, но играть нужно. Или случается, что надо выпустить элементарную зимнюю сказку. Она идет 2-3 раза в день. Один актер это не вытянет, и ты ставишь во второй состав того, кто, возможно, играет не очень хорошо.

А сколько недоигранных вещей! Есть, конечно, и переигранные. На «Черного ангел с белыми крыльями» шел народ, хотя без музыки, антуража там играть нечего. Пьеса слабая, но спектакль драйвом, откровенностью, агрессивностью брал.

Появилась идея пригласить рок-банду. Честно говоря, уже не помню, кто мне посоветовал Игоря Пашечко и его СТПТЦ. Они играли совсем другую музыку, которая им нравилась, но совершенно не подходила для спектакля. Мы долго мучились, вплоть до серьезных разногласий. Они не понимали, что такое репетиционный процесс. Для них это был очередной концерт. Но спектакль нужно репетировать, поэтому последние 2-3 недели они ходили на репетиции. В результате мы что-то поняли, они что-то поняли. И, я думаю, они получали кайф от того, что мы сделали, и сами сдвинулись в музыке в другую степь.

 

- Сколько, по вашему мнению, должен жить спектакль?

- Пока не сдохнет. Некоторые могут сдохнуть после пяти показов, некоторые лучше и после первого задушить. А некоторые можно и сто раз сыграть. Спектакль «Брестская крепость» в нашем театре играли около 600 раз. Сейчас хорошо, если сотня наберется. «Маленький принц» выдержал 150 показов. Но в среднем 50-60 для большого зала - это очень хорошо.

Город маленький. Чисто театрального зрителя наберется на 3-4 зала максимум, дальше идет организованный зритель, который не посещает премьеры, нерегулярно ходит в театр. Тех, кто старается ничего не пропустить, очень мало.

Свою работу сделала «Белая Вежа». Она воспитала многих зрителей, даже многих актеров. И меня формировала, потому что по другим фестивалям я так много не ездил. Здесь я увидел многое, чему-то учился, вдохновлялся, радовался. «Белая Вежа» - это, конечно, культурное достижение. Но его нужно поддерживать, в том числе финансово.

На фото: репетиция постановки "На дне". Фото из архива БАДТ

- Каковы были основные тенденции в театре? Возможно, существовала мода на какие-то спектакли?

- Мне кажется, у нас такого не было. Это прерогатива авторского театра. У нас спектакли ставят разные режиссеры, актеры тоже очень разные, с разным образованием. В Бресте один театр драмы, и он должен обеспечить театральным продуктом разные слои населения. Кто-то в жизни не пойдет на Достоевского, а кто-то - на танцы и песни. Поэтому актеры вынуждены сегодня играть Достоевского, а завтра - водевиль. У них должна быть подготовка, широкие возможности. Потому что под одной крышей нужно вместить все: драму, сказку, фарс, комедию, трагедию.

Иногда грустно, потому что те спектакли, которые мы невысоко ценим на худсовете, идут и идут. И как доказать, что Шекспир лучше? А уж если авангард какой-нибудь… Зрительское восприятие - самая неповоротливая машина в мире. Они хотят видеть то, к чему привыкли.

Театру не надо идти на поводу у зрителя, надо быть хитрее и умнее. В конце концов, не зритель формирует и диктует законы искусства, а те, кто это искусство делает. Но, к сожалению, есть государственная установка. Нужно выполнить финансовые показатели. Где наполняемость, где охват сельского населения? И это беда. Хотя в одном театре можно уместить все, если построить грамотную рекламную кампанию, маркетинг.

В 1990-е у белорусского театра был подъем. Был молодой Николай Пинигин, который поставил в Купаловском театре «Тутэйшых», «Ідылію». Это был пик, конечно. Там были все национальные дела ввернуты, неагрессивно, умно, культурно. Но сейчас я не знаю, что осталось в белорусском театре. Считается, что белорусская драматургия на подъеме, но, мне кажется, что не факт.

Все сказанное - очень субъективный взгляд на ситуацию через себя, любимого. В последние десятилетия в нашем театре мощно работали прекрасные приглашенные режиссеры Андрей Бакиров, Владимир Савицкий, Валерий Раевский, Владимир Короткевич, Павел Пассини, оставившие свой знаковый творческий след в судьбе нашего коллектива.

На фото: Спектакль "Преступление и наказание". Фото из архива БАДТ

- А какие свои спектакли вы можете назвать удачными?

- Насчет удачных не могу сказать. Просто знаю, что есть спектакли, которые получились и которые не получились. Наверное, «Молодая семья снимет квартиру» - это этапная работа. У нас был шикарный художник Александр Балдаков из Гродно. Мы попытались освоить новые технологии. Но стиль, который закладывается, - это одно, а то, что играют актеры, - другое.

Наверное, получились «Над пропастью во ржи», «Черный ангел с белыми крыльями», «Преступление и наказание». Был спектакль «Билокси», который коротко прошел, а мне он очень дорог. Штук пять из 27-ми наберется.

Есть знаменитый режиссер-кукольник Олег Жюгжда, который поставил многократно обласканную дипломами и премиями «Пиковую даму» в Гродненском областном театре драмы. Я его спросил, как же получилась эта «Пиковая дама». А он ответил: кто его знает. Вроде на все спектакли тратишься, хочешь, чтобы они получились. Но один получается, а другой - нет. Даже один и тот же спектакль сегодня актеры играют хорошо, а завтра он не идет, потому что в зале другой зритель сидит, потому что дождь пошел и кто-то промок по дороге, потому что у кого-то беда какая-то. Или, наоборот, нужно играть трагедию, а настроение шикарное. Но если много делаешь, то все рано или поздно складывается. Не обязательно на том спектакле, где ты вкалывал. Может быть, на другом, над которым вроде не парился, ни с кем не конфликтовал, но он вышел и все сказали - шедевр. Почему? Потому что ты хорошо сработал еще на предыдущем спектакле. Нужно молотить руду, чтобы найти золотой самородок. Тут не нашел, там не нашел, но в итоге стал мастером.

- Как вы оцениваете современный театр?

- Белорусский театр, я думаю, в кризисе. Трудно поднимать определенные темы. А ведь в театре должна быть известная доля риска, свободы. Нужны смелые люди, которые будут бросаться без забрала на амбразуру, набивать шишки, идя наперекор судьбе.

Брестский театр драмы сейчас стоит на росстанях. Та формула, по которой мы существовали, уже не действует. Нужно иначе работать с объектами культуры, иначе подавать события, иначе рекламировать их. Потому что люди изменились, и нам нужно меняться с ними.

Татьяна ГАПЕЕВА